День космонавтики

Меня зовут Джером Хофф, я руководитель Всемирного космического агентства, территориально самой обширной организации, когда-либо созданной человечеством. Поле моей деятельности распространяется от короны нашего светила, где вращаются «солнечные метеоспутники», до облака Оорта, где работают исследовательские роботы. Сотни астрономических единиц! Мелюзга под фотонными парусами, уже достигшая созвездия Центавра, не в счет. Обитаемая космонавтика, пока не забирается в столь экстремальные места, впрочем, и на Меркурии, и на Плутоне «пыльные тропинки» уже протоптаны землянами. И не только землянами, ведь многие поколения людей родились на Марсе, Церере и просто в космическом пространстве. Миллионы людей за всю свою жизнь ни разу не посещают Землю. Десятки же миллиардов и помыслить не могут о космосе. Беспросветная серость – производители валового внутреннего продукта. За выданный на гора ВВП они получают отчеты о космических свершениях – для чувства причастности к великому, а также репортажи из регионов, охваченных локальными конфликтами, терроризмом и голодом – для удовлетворенности своим собственным положением. Я во всех смыслах существую на грани космического и земного. Несколько раз бывал на Марсе, сотни раз на околоземной орбите, все это были краткосрочные рабочие визиты. Большую же часть времени я провожу в высоких кабинетах и в том числе, без ложной скромности, в своем собственном. Борьба за власть, борьба за ресурсы, лоббирование интересов нужных людей и молниеносное забвение уже не нужных. Большинство завистников, сами не справились бы с моей ролью. Политики, бизнесмены, военные, экологи, профсоюзы… Это очень тонкая игра, требующая постоянной концентрации, контроля и мгновенных реакций. Плюс физические нагрузки, связанные с регулярным преодолением гравитационного колодца и поддержанием готовности к этому. Я бюрократ от космоса и с этим ничего не поделаешь. Поднимаясь на такую высоту, ты либо поддерживаешь свою орбиту, либо сгораешь в атмосфере. У меня не было возможности думать о далеком будущем. Вот, скажем сегодня 12 апреля – День космонавтики, мой день, и он расписан по минутам.

Я проснулся очень рано в своем особняке на окраине Нью-Йорка. Общаться с женой и детьми я не мог, так как выдерживал короткий карантин перед сегодняшним космическим полетом. Мне предстояло прибыть на крупнейшую из существующих орбитальных станций, чтобы возглавить ежегодную конференцию, посвященную Дню космонавтики. В ней традиционно принимают участие поселенцы Луны и Марса, а также представители Цереры и Весты, на которых расположены базы по добыче полезных ископаемых в поясе астероидов. Население форпостов человечества на Меркурии, в атмосфере Венеры, на спутниках Юпитера и Сатурна значительно меньше, их представители участвуют в конференции удаленно.

Взглянув на браслет, связанный с компьютером Центра подготовки космических полетов, я убедился, что медицинских противопоказаний к полету за ночь не возникло. Можно отправляться. Во дворе на лужайке меня ждал автоматический электролёт. Родные махали мне через окно второго этажа, я улыбнулся и помахал в ответ. Папа едет на работу, вернется к ужину, ничего необычного. Захлопнув дверцу, я назвал пункт своего назначения – правительственный космический центр, и машина плавно взмыла в воздух. Лететь около часа, есть время просмотреть свою презентацию и текст речи, с которыми мне предстояло выступать. Сосредоточиться, как всегда, не получилось. Звонил командующий военно-воздушными силами, ему зачем-то понадобились десять дополнительных запусков на орбиту в июне. Звонили из торгово-промышленного комитета, просили (очень настойчиво) согласовать с Церерой ускорение темпов добычи молибдена. Для них это просто пункты в документах, на которые они сошлются в других документах, а мои работяги на астероидах будут вынуждены вкалывать внеурочно. Впрочем, все мы в одной упряжке, опираясь на поддержку вояк и промышленников, и я смогу продавить кое-какие решения. Подкорректировав презентацию, я откинулся в кресле и постарался настроиться на предстоящий полет.

Существует множество способов добраться до орбиты. Грузовые корабли и спутники, как правило, запускаются с рельсотрона, построенного в Непале. Гигантская электромагнитная пушка имеет длину ствола в несколько десятков километров. Гималаи используются как опора. Верхний срез ствола находится на высоте около девяти километров. Вылетая из рельсотрона, космический аппарат уже имеет скорость близкую к первой космической и для выхода на орбиту остается применить разгонный блок. Рельсотрон экономичен, экологичен и способен выводить десятки аппаратов в сутки. Традиционные ракеты используются значительно реже. Для отправки в космос людей чаще всего применяется воздушный старт, особенно двухступенчатый. Именно по такой схеме отправляюсь на орбиту я. Первый самолет-носитель имеет воздушно-реактивные двигатели, поднимается на двадцать пять километров и разгоняет ракетоплан второй ступени до 3 Махов. Отделившись, суборбитальный ракетоплан поднимает космический корабль на высоту свыше 100 километров, откуда он выводится на орбиту разгонным блоком. Беспилотные носители первой и второй ступеней садятся на аэродром по-самолетному. К тому же, в некоторых космических центрах, в правительственном в том числе, применяется и так называемая нулевая ступень. Она представляет собой электромагнитную катапульту, которая позволяет еще на земле разогнать всю конструкцию массой в несколько сотен тонн до четырехсот километров в час, практически не потратив на это топлива. Воздушный старт с двумя крылатыми ступенями дает возможность аварийно прервать полет вплоть до высоты в 100 километров, потеряв при этом только топливо и время. И, естественно, это самый комфортный способ попасть в космос, так как перегрузки можно в разумных пределах регулировать в соответствии с пожеланиями пассажиров.