Лето не задалось с самого начала. Ровно в полночь на первое июня ограбили усадьбу профессора Игнатьева.
Причём не просто ограбили. Ее буквально взяли штурмом. Такого Ревельская губерния не видела уже почитай как лет десять. Газеты потом об этом деле целый месяц трубили, хотя после обстоятельной статьи в «Ведомостях» добавить было нечего. Редкий, кстати, случай, когда газетчики ничего не переврали, воссоздав во всех подробностях картину преступления.
Грабителей было около дюжины. Все они выглядели как прилично одетые молодые люди с тросточками в руках. Сторож принял их за студентов профессора. Громко ворча:
— Вот всё ходют и ходют! А, может, господин профессор уже отдыхают?!
Он открыл ворота. После чего незамедлительно получил тростью по голове.
Двое лже-студентов оттащили бездыханное тело в сторону и уложили под кустом, в то время как остальные, на ходу вытаскивая из-под плащей оружие, бросились к дому. Входную дверь они взорвали. Дворецкий едва успел сдернуть со стены двустволку, и был тут же застрелен. Со слугами, которые сбегались на шум, ночные визитёры расправлялись столь же быстро и безжалостно. Профессор выскочил из кабинета, и шальная пуля вышибла ему мозги. Юная горничная выбралась через окно и бросилась бежать. Ее никто не преследовал.
У беглянки ушло полчаса, чтобы благополучно добраться до полицейского участка, где дежурный потратил еще полчаса, чтобы добиться от перепуганной барышни внятных объяснений. Понятное дело, к тому времени, когда в усадьбу на трёх броневиках нагрянула полиция, налетчиков уже и след простыл.
Как ни странно, но грабители не тронули ни деньги, ни коллекцию дорогих китайских ваз. Их единственным трофеем стала экспериментальная паровая машина, над которой профессор трудился последний год. Что это за машина — никто из выживших слуг ответить не мог, однако восемь трупов взывали к правосудию даже сами по себе, и на охоту за грабителями мобилизовали всех, кто имел хоть какое-то отношение к сыску: начиная с платных осведомителей и заканчивая лично начальником полиции города Ревеля. Утром к ним на помощь курьерским дирижаблем прибыли лучшие сыщики из Петербурга и даже пара специальных агентов Собственной Его Величества Канцелярии.
На этой оптимистичной ноте статья заканчивалась, но и теперь — целый месяц спустя! — прибавить к ней было абсолютно нечего. Грабители как сквозь землю провалились. Покаянный рапорт о неспособности отыскать хотя бы пропавшую машину, подписанный начальником полиции города Ревеля, уже летел в столицу по трубам пневмопочты, когда удача, наконец, улыбнулась одному из сыщиков. Да так широко, что он и не заметил, как улыбка превратилась в хищный оскал.
* * *
Сыщика звали Феликс Варшавский. Среднего роста, с открытым честным лицом, которое с первого взгляда внушало доверие, и яркими рыжими волосами, которые традиционно доверия не внушали, он был достаточно крепким и достаточно сообразительным, чтобы заниматься сыском в портовом районе. Недавно Феликсу исполнилось двадцать пять лет, и он всё еще твердо верил в свою удачу. Удача неоднократно пыталась его убедить, что это он напрасно, но Феликс был к тому же чертовски упрям, и в итоге она махнула на него рукой.
— Ну, вот твоя машина, — сказал Андрей Зотов.
По правде говоря, на роль посланца удачи сложно было найти менее подходящего человека. Андрей был худощавым юношей на пару лет младше Феликса и на голову ниже. При желании он мог сойти за карлика, а без него — за крысу. Сходство с последней значительно усиливал потертый серый плащ и шляпа с обвисшими полями, хотя сам Зотов был уверен, что это придавало ему сходство с охотником за новостями.
По крайней мере, в бульварных романах их описывали именно так. В жизни же проще было встретить динозавра, чем одного из представителей этой вымирающей профессии. Большинство давно переквалифицировались в платных осведомителей. Не такая уважаемая профессия — и это еще мягко сказано — зато оплачивалась не в пример лучше. Новости — товарец так себе, а вот чужие секреты всегда были в цене.
Секреты в полутемном трюме дирижабля «Старый бродяга» тянули лет на пять каторги минимум. Это если попадется хороший адвокат и сумеет доказать, что экипаж дирижабля не замешан в налёте на усадьбу профессора. Феликс, впрочем, в этом не сомневался, но суд не принимал в качестве доказательств чутьё сыщика. А машина из усадьбы стояла прямо перед ним.
Внешне детище профессора Игнатьева походило на триумфальную арку, посвященную победе над паровой техникой. Что при этом символизировали или для чего предназначались узлы, нависавшие полукругом над вполне типовой паровой машиной, Феликс даже предположить не мог. Впрочем, в тот момент для него важным было исключительно само наличие машины. Остальное — дело экспертов.
Вся конструкция едва втиснулась в здоровенный серый ящик. Края арки так сильно упирались в его стенки, что те заметно прогибались наружу. По длине установка тоже едва помещалась в ящик, хотя слева оставался небольшой зазор. В него была запихнута — по-другому тут и не скажешь — плоская коробка. Феликс вытащил ее на свет. На крышке едва проступала подзатёртая эмблема с двуглавым орлом, сжимающим в руках письмо. Когда-то коробка принадлежала почтовому ведомству, но оно обычно не доводило свою тару до такого состояния. Должно быть, коробка не один год провалялась на складе, прежде чем снова отправиться в путешествие.
