А вы говорите — космосправочники не врут!
Планета Локиуза вовсе не была «цветочным раем», серая, как шкурка мыши.
Мы с папой уже который час шли по каменистой равнине. Вернее, шёл папа, а я сидел у него на плечах, рассматривая похожие на кораблики облака.
Мы прилетели на Локиузу за цветами для мамы.
У мамы День рождения, и нам с папой очень хотелось удивить её.
Но цветов не было. На сером песке росли только синеватые колючки.
— Нужно возвращаться, Алёшка, — радио слегка исказило голос папы, но не скрыло его огорчение. — Соврал космосправочник.
Я вспомнил, с какой уверенностью металлический всезнайка уверял нас, что лучших цветов, чем на Локиузе, нам не сыскать. Мне стало обидно. Врунишка космосправочник, лгунишка!
Прикусил нижнюю губу, чтоб не заплакать.
Папа, конечно, почувствовал моё состояние. Плечи его напряглись.
— Ничего, сынок. Купим цветы в магазине…
Но я-то знал, что магазинные цветы мама терпеть не может!
Вот что нам с папой было делать?
Мы дошли до исполинского камня, очертаниями напоминающего голову барашка.
— Папа, смотри!
Там, в расселине, росли цветы!
— Какие замухрышки! — вырвалось у папы.
Цветы были похожи на увядшие земные ромашки.
— Возьмём их, папа.
— Да ну? — папа пытался поправить очки, однако лишь чиркнул перчаткой скафандра по стеклянному забралу шлема.
— Возьмём!
Папа спустил меня с плеч на землю, наклонился и сорвал цветы.
Мы отправились в обратный путь.
На Землю наш челнок вернулся как раз к праздничному столу.
Мама, увидев нас, кивнула, снимая фартук (выглядела она немного усталой).
— Вернулись? И даже еще не сняли скафандры?
Я подтолкнул смущённого папу.
— Дорогая Лена, — сказал он по громкой связи, — это тебе от твоих мужиков.
И он протянул ей цветы с Локиузы. Здесь, на Земле, они выглядели ещё более скромно, чем на родной планете.
Улыбка расцвела на лице мамы.
Она счастливо засмеялась.
— Ну, что же вы! Снимите, наконец, шлемы!
Я и папа послушно сняли шлемы.
— Ну, не чувствуете? — спросила мама.
— Что? — робко спросил папа.
— Как что? Ведь это аромат праздника! Цветы пахнут праздником.
И она была права. Чудесный, волшебный аромат наполнил помещение.
— Я чувствую, мама, чувствую, — весело закричал я.
— Я тоже, — лицо папы просветлело.
Цветы пахли праздником!
— Папа, а почему она так называется?
— Кто она?
— Ну, планета сирены?
Папа повернулся от иллюминатора. Взъерошил волосы.
— Полагаю, это технопланета, либо роботопланета, на которой единственная достопримечательность — громадная сирена, оповещающая рабочих о начале и конце трудового дня.
Когда челнок припланетился, стало понятно, что папа ошибся. Планета вовсе не напоминала гигантскую стройку, где мечутся туда-сюда роботы и вгрызаются в почву исполинские сверлилки.
Планета была зелёная, в разноцветных крапинках цветочных зарослей.
— Нам повезло, — обрадовался папа. — Здесь мы разживёмся живительной водой!
Нюхатель воздуха выдал заключение: «пригоден для дыхания» — и мы с папой вышли из челнока, не надевая скафандры.
— Благодать, — глубоко вдохнул папа. — Вот так планета сирены!
— Благодать, — вторил я, пытаясь ухватить за крылья огромную разноцветную бабочку.
— Не стоит, — предостерёг папа. — Она вполне может быть разумной.
— Извините, — сказал я бабочке, отдёрнув руку, и мы с папой пошли в сторону приятной с виду зелёной рощицы.
А за рощицей как раз пряталось голубое озерцо, затянутое ряской, окружённое разлапистыми деревьями.
Как только папа склонился с флягой к воде, зазвучала песня:
Мальчик и папа,
Мальчик и папа,
Мальчик и папа,
Много иголок
В еловых лапах.
Папа и мальчик
Папа и мальчик,
То не иголка,
То ёлкин пальчик.
Прямо из ветвей одного из деревьев на другой стороне озера на нас смотрела девушка. Она была зеленоволосая и очень красивая. Не такая, как мама, но всё же…
Увидел певунью и папа. И что-то случилось с ним! Он как-то подобрался. Оцепенел, глядя на девушку.
— Идите ко мне, милые, — пропела зеленоволоска.
Я улыбнулся и помахал ей рукой.
Но вот папа… Папа, ни с того ни с сего, шагнул в озеро!
— Папа!
— Алёша?
Он сейчас же выбрался на берег.
Девушка неприятно вскрикнула и вдруг вылетела из ветвей, потому что от девушки у неё была только голова, а тело было птичье. Огромная серая птица с человеческой головой.
— Планета сирены, — сказал папа, глядя ей вслед и одновременно завинчивая пробку на фляге. — Можно было догадаться…
Я засмеялся.
— Да, Алёшка, — вдруг встревожился он. — Ты, это самое … маме не говори.
— Хорошо, папа.
Мы пошли прочь от озера к челноку. Папа оглянулся, и тогда я взял его за руку.