Встал, оделся, умылся, вышел. Просто, скучно, серо. Тучи, дождь, лужи. Я брел по улице, равнодушно хлюпая по еще неглубоким лужам. Времени было много, денег меньше. Точнее их не было совсем. Стрельнул у прохожего сигарету. Полувысыпавшаяся «Прима» настроение не улучшила. Хотелось есть. На остановке ко мне подошла девушка лет восемнадцати и предложила купить прасад. Я сначала не понял, но она объяснила, оказывается это священная пища у кришнаитов. Они ее продают, а на полученные деньги кормят обездоленных. Меня это заинтересовало. В конце-концов, под обездоленного я подпадал очень даже хорошо. Так я девушке и объяснил, что вот я не ел уже сутки (про выпитое я скромно умолчал), абсолютно нет денег, а кушать хочется. Не будет ли она столь добра, раз уж и религия у нее такая душевная, угостить меня совершенно бесплатно этим прасадом, какая-никакая а пища. Девушка, видимо впервые столкнувшись со столь странным типом, робко отвечала, что это на продажу, а на вырученные деньги будут куплены продукты для бедных. Я заметил, что гораздо проще будет спасти от голодной смерти прямо сейчас одного бедного молодого человека. Скучавшие вокруг, в ожидании автобуса, люди заметно оживились. Девушка спросила, неужели у меня совсем нет денег, на что я гордо заявил — Нет! И не предвидится. Тут почувствовав себя на коне, я толкнул речь…
— Религия, ставящая перед собой цель помочь людям, накормить и обогреть их руками вот этой девушки, не имеет права оттолкнуть голодного и усталого человека, который практически потерялся в этом холодном и негостеприимном мире. Вы должны понять, что отвергая меня, вы отвергаете сами принципы учения, завещанные великим Кришной. Если вы поможете мне, вы приобретете заслугу, которая после вашей смерти будет вознаграждена по достоинству. Если же нет, то это значит и в это учение прокрался дух фарисейства, ханжества и лицемерия.
Слушатели вокруг одобрительно загудели. Девушка, совсем ошеломленная моими нападками, все еще пыталась сопротивляться: «Я же для бедных…»
— Бедные… Да примут ли они от вас ваши подачки, если узнают, что вы бросили на произвол судьбы, человека, который молил вас о помощи, а вы, вы потребовали у него деньги. Да как вы можете говорить о деньгах, когда речь идет о душе, бессмертной душе, не нашедшей еще истинного пути, не узревшей света великого учения. Вот он, вот порок, который погубит страну, как погубил не одну державу. Жадность, жадность и бездушность, и вы еще говорите о добре? Вы не хотите помочь ближнему своему, и где же мне искать того доброго самаритянина, что поможет мне? Если ближние мои отказали мне в помощи, где просить ее? Мы забыли о тех кто рядом с нами, мы забыли о тех кто страдает и мучается, мы не видим тех слез, что наполнили реки людского горя. А что им надо? Всего лишь капельку внимания, заботы, просто доброго слова. Мы разучились быть искренними, мы все измеряем в рублях и центах. Иуда предал Спасителя за тридцать серебренников, мы же предаем изо дня в день. Предаем тех, кто надеялся, верил в людскую доброту…
Тут я почувствовал, что перегнул. Девушка уже пихала мне в руки мешочек с прасадом, сердобольная бабушка извлекла из сумки пирожок и затолкала мне в карман, женщина средних лет сунула в руку мятую купюру… Надо было идти до конца.
— Нет! Есть еще люди не забывшие что такое человеческое тепло, еще не все души охвачены жаждой наживы, еще не окаменели сердца человеческие…
С этими словами и гордым одухотворенным лицом я покинул собравшихся.
Уже через десять минут мы с товарищем сидели за бутылкой водки и разговаривали о людских пороках.
