Приползло оно неведомо откуда и неведомо когда. Скорее всего ночью. Развалилось посередке, вонзило ястребиные когти в грунт, распахнуло пасть и завопило:
— Жрать!
Мы пошли всей толпой, чтобы на него поглядеть. Лапки у него были крохотные, к работе, видать, непривычные, зато глотка и брюхо, распластавшееся на земле — вместительные, аж жуть!
— Жрать! — повторило оно, обдувая зловонным дыханием. — Жрать, а то сараи попалю, овины потопчу, дома порушу!
Захлопало глазищами, что плошками, облизнулось слюнявым языком и снова морду шелудивую разверзло.
Собрались соседи и давай советоваться. Полдня так просовещались, но никакого мудрого способа против тварюги этой не придумали.
— Ничего не остается, придется дать ей жрать, — сказал один. — Иначе она все добро наше загубит.
Покивали люди головами, разошлись по домам своим и давай тащить, кто что может. Сваливали все в одну кучу, возле головы страшилища, а оно урчало, рыгало и жрало, не забывая поглядывать, растет ли куча.
— Может, оно нажрется наконец, — вздохнул кто-то, — да и уползет себе.
Но как-то так не делалось. Час от часа становилось оно все ненасытнее, жрало все больше, и в брюхе у него бурчало все громче. И обнахалилось чудище поганое. Уже и на нас начало поглядывать с аппетитом, аж мурашки по спине забегали, а пасть раскрыло так, что там бы и стог сена уместился. Жрать давать — плохо, поскольку растет оно, не давать — еще хуже.
— Может, барана с серой ему подсунуть, — предложил кто-то, притащив мешок муки.
Страшилище уши косматые насторожило, жрать на минуту перестало, икнуло так, что земля дрогнула, и заявило громогласно:
— Свежатиной не питаюсь. Продуктами меня снабжать фабричного производства! Только они мне по вкусу!
Под вечер мы опустошили все закрома, но тому все мало было. Но тут кто-то обнаружил в магазине консервы старые, проржавелые, раздувшиеся.
— Пусть вот ими подзаправится, — решили мы. — На ночь оно жрать перестанет, вот и выдастся минутка, дабы что-нибудь придумать.
Перестать-то оно перестало. Где-то заполночь зевнуло мерзко, заявило, что утром нам еще покажет, на что способно, и заснуло. Мы просидели возле него всю ночь. А под утро тварюга эта перевернулась раздутым брюхом вверх, подергала лапками и околела.
Чуть не месяц разделывали мы зловонную тушу, чтобы заготовить и законсервировать ее про запас. Теперь, если другое такое чудище приползет, нам будет чем его кормить.
