Глава первая
Начальник станции в выгоревшей добела, в бывшей красной шапке показал, где остановится пятый вагон.
- Что же вы, товарищ полковник, никого на подмогу не взяли? Стоянка всего минуту.
- Справимся своими силами.
Степанов знал: сколько бы ни набралось в дорогу вещей, Наталья Петровна четко проведет высадку десанта. Она с ребятами уже стоит в тамбуре, двери открыты, навстречу стелется серо-желтая потрескавшаяся земля. Нехорошо впервые попадать в такие места, как Чупчи, на исходе лета, в безоблачный, но серый от зноя день: к полудню жара переваливает за тридцать, нигде ни клочка тени, ветер как из адова пекла.
Сам-то он приехал в Чупчи ранней весной. На русском севере, откуда Степанова перевели на новое место службы, громоздились городские сугробы, почернелые и ощетинившиеся, солнце шало окуналось в ледяные лужи. А тут, в Чупчи, степь цвела: по чистой зелени разлились озера алого степного мака, в небе высокая синь, горы на горизонте то рыжие, то лиловые. И прибегал в городок ветер, всласть вывалявшись в степных травах. Но уже к маю, к лучшему месяцу русской весны, степные краски стали быстро угасать. Небо вылиняло, трава превратилась в бурьян, степь с белыми солонцовыми проплешинами сделалась похожей на старую, вытертую шубу. Казалось с непривычки: накатывается всеобщее бедствие.
- Человек тоже не всю жизнь молодой, - сказал полковнику чабан Садвакасов. - Молодой - глаза горят, кожа как шелк. Состарился - глаза плачут, кожа высохла, сморщилась, - Мусек #233; провел ладонями по лицу. - Старый стал, но не хочет помирать, еще долго старый по земле ходит. Дети растут - ему радость.
К чабану Садвакасову полковника возили для знакомства с местным населением майор Коротун и лейтенант Рябов. Майор дольше всех других офицеров служит в Чупчи - да и вообще в армии, а Рябов, как оказалось, неплохо объясняется на казахском языке: он родился и вырос в станице под Алма-Атой.
Впрочем, толмач не понадобился. Старый Мусеке сразу заговорил с гостем по-русски.
Сидели они в юрте. Толстая кошма не пропускала зноя, понизу край был приподнят: сквозь решетчатые стенки потягивало ветерком. Чабан угощал гостей кумысом, взбалтывал черпаком в большом эмалированном тазу, налитом до половины. Пришел хмурый, диковатый на вид подросток, помогавший Садвакасову пасти отару. Рябов ему обрадовался:
- Ерк #250;н! Давай в шахматы, а потом в тогыз-кумалак. Идет?
Подросток вытащил откуда-то из-под одеял шахматную доску, высыпал на кошму фигуры, взял белую и черную пешки, отвел руки за спину.
- Сколько тебе лет? - спросил Степанов.
- Пятнадцать будет, - ответил за подростка Мусеке.
Степанов подумал: «Ровесник моей Маши. Красивое имя - Еркин. Но мальчишка какой-то чудной».
Еркин протянул Рябову оба кулака, лейтенант поколебался и показал на правый; подросток раскрыл кулак - черная пешка. Рябов с досады крякнул. Степанов удивился: играя с чабанским подпаском, лейтенант мог бы без жребия взять себе черные, а то и дать вперед фигуру.
Разговаривая с Мусеке, полковник поглядывал: что там шахматисты? Черным приходилось туго. Рябов морщился, беспрестанно снимал и протирал очки. Диковатый подросток оставался безразличным.
- Интеллигентные люди в таких ситуациях признают себя побежденными, - советовал не без злорадства Коротун.
Рябов потянул еще несколько ходов и сдался.
- Давай тогыз-кумалак! - приказал помощнику Мусеке. - Гость шахматы для тебя спросил, он кумалаки ждет…
Еркин перевернул шахматную доску - на обратной стороне были долблены продолговатые лунки.
- «Тогыз-кумалак» означает в переводе «девять катышков», - яснил полковнику Рябов, беря от Еркина горсть черных шариков и раскладывая их по лункам. - Игра идет в чет-нечет. Вся хитрость в математическом расчете.
Лейтенант и подросток сражались азартно, загребали друг у друга шарики из лунок. Наконец Мусеке объявил:
- Выиграл Геннадий Васильевич.
На обратном пути Степанов спросил:
- Этот парнишка, Еркин, - он внук Садвакасова?
- Нет, - сказал Рябов, - сын, самый младший, последышек. А старший сын в Алма-Ате живет. Геолог знаменитый, академик Садвакасов. В степи говорят: он давно зовет отца в город, но Мусеке ни в какую, и Еркин целиком на его стороне.
- Садвакасов себе цену знает, - заметил Коротун, - поглядишь, чабан как чабан, а все начальство к нему ездит.
Летом Мусеке со своей отарой и с юртой откочевал на юг, к горам. Теперь уже не вдвоем с Еркином. Просторная юрта набилась мальчишками всех возрастов. Городские внучата чабана типом лица - скуластое, но узкое и нос с горбинкой - походили на Еркина, однако всем обликом несхожи: очень городские, из большого города, из интеллигентных семей, уверенные в себе, не стесняющиеся перед старшими. Скучавший по своим, по Вите и Маше, Степанов приглядывался к шумной и деятельной садвакасовской ребятне. Отдать бы Витю на все лето в их компанию - вот бы славно!
Он знал: Витя-то не будет в обиде на Чупчи.
В тот день, когда Степанов наконец послал жене телеграмму «Выезжайте», в Чупчи прибыл капитан из округа. Расстегнул объемистый портфель, отдал пакет с печатями и начал торопливо выставлять на стол прозрачные кульки, наполненные водой. В кульках суетились мелкие, с ноготок, рыбешки.
