Много лет назад у мола в лондонском доке грузилось немало судов. Говорю я о восьмидесятых годах прошлого века, о том времени, когда в доках Лондона было множество превосходных кораблей, но не так много красивых зданий на его улицах. Суда у мола были хорошие. Они стояли друг за другом, и «Сапфир», третий с конца, был не хуже и не лучше, чем все остальные. На борту каждого корабля был, разумеется, свой старший помощник. Так было на всех судах, стоявших в доке.
Полисмен у ворот дока знал их всех в лицо, хотя вряд ли сказал бы, не задумываясь, с какого судна тот или другой из них. Дело в том, что старшие помощники на судах, стоявших тогда в лондонском доке, ничем не отличались от большинства штурманов торгового флота — это были степенные, работящие, надежные люди с отнюдь не романтической внешностью, принадлежащие к различным слоям общества, но носящие тот профессиональный отпечаток, который стирает, все характерные черты, и без того не слишком ярко выраженные.
Последнее замечание относится ко всем, кроме штурмана с «Сапфира». Тут у полисмена не могло быть никаких сомнений. Человек этот выделялся своей внешностью.
На улице обращали на него внимание еще издали, а когда по утрам он шел по молу к своему кораблю, грузчики и портовые рабочие, которые катили тюки и везли на тачках ящики с грузом, говорили друг другу:
— Вон идет черный штурман.
Так прозвали они его потому, что это был народ грубый, не способный оценить его величавую осанку. Прозвище «черный» выражало поверхностное впечатление невежд.
Конечно, мистер Бантер, штурман «Сапфира», не был черным. Он был не чернее нас с вами и, во всяком случае, такой же белый, как любой старший офицер в лондонском порту. К нему плохо приставал загар; вдобавок мне довелось узнать, что бедняга как раз перед тем, как поступить на «Сапфир», был целый месяц болен.
Отсюда вы можете заключить, что я знал Бантера. Конечно, я его знал. Мало того, я знал тогда его тайну, ту тайну, которая… впрочем, сейчас мы об этом умолчим. Что касается внешности Бантера, то только невежественным предубеждением можно объяснить слова, которые сказал при мне старшина грузчиков:
— Бьюсь об заклад, это какой-нибудь иностранец.
Совсем не обязательно считать человека «даго»[1] только потому, что у него черные волосы. Я знал моряка с Запада, боцмана с превосходного судна, — он был больше похож на испанца, чем все моряки-испанцы, каких я когда-либо видел. Он был похож на испанца с картины.
Общепризнанные авторитеты утверждают, что нашу планету в конце концов унаследуют люди с темными волосами и карими глазами. На первый взгляд кажется, что уже теперь у большей части человечества волосы темные, только разных оттенков. Но лишь тогда, когда вы видите человека с волосами действительно черными, черными, как эбеновое дерево, вы замечаете, как редко встречаются такие люди.
У Бантера были совершенно черные волосы, черные, как вороново крыло. Была у него также и борода (хотя и подстриженная, но все ж довольно длинная) и густые, косматые брови. Прибавьте к этому голубые со стальным отливом глаза, — у блондина они не привлекали бы внимания, но представляли разительный контраст с темными волосами, — и вы легко поймете, почему Бантер был весьма примечателен. Если бы не спокойные его манеры и солидная осанка, можно было бы заподозрить, что темперамент у него неистово страстный.
Конечно, он был уже не первой молодости, но если выражение «в расцвете лет» имеет какой-либо смысл, оно вполне к нему применимо. Он был высокого роста, хотя довольно худощав. Наблюдая с кормы своего судна, как неутомимо исполняет Бантер свои обязанности, капитан Эштон, с клиппера «Эльсинор», стоящего как раз перед «Сапфиром», сказал однажды приятелю, что «у Джонса нашелся человек, который сумеет командовать его судном».
Капитана Джонса, владельца «Сапфира», который много лет командовал разными судами, знали хорошо, но не слишком уважали и любили. В компании товарищей по профессии на него или не обращали никакого внимания, или же подтрунивали над ним. Зачинщиком бывал обычно капитан Эштон, человек циничный и насмешливый. Это он позволил себе однажды обидную шутку, заявив в компании, будто Джонс считает, что каждого моряка, которому перевалило за сорок, следовало бы отравить — за исключением судовладельцев, если они одновременно являются шкиперами.
Дело происходило в одном из ресторанов Сити, где сидели за завтраком всем известные шкиперы. Среди них был капитан Эштон, цветущий и веселый, в просторном белом жилете и с желтой розой в петлице; капитан Селлерс в парусиновом пиджаке, худой и бледный, с волосами серо-стального цвета, зачесанными за уши, которому не хватало лишь очков, чтобы сойти за бесхарактерного книжного червя; капитан Бэлл, грубоватый морской волк с волосатыми руками, в синем саржевом костюме и в черной фетровой шляпе, сдвинутой с красного лба на затылок. Был здесь и один совсем молодой шкипер торгового судна, со светлыми усиками и серьезными глазами; этот ничего не говорил и лишь изредка слегка улыбался.
Капитан Джонс, весьма изумленный, поднял недоумевающие и наивные глаза — эти глаза и низкий лоб с горизонтальными морщинами придавали ему не очень-то умный вид. И это впечатление отнюдь не рассеивалось при взгляде на его слегка заостряющуюся кверху лысую голову. Все откровенно расхохотались, и капитану Джонсу ничего не оставалось делать, как улыбнуться довольно кислой улыбкой и перейти к защите. Хорошо им шутить, но теперь, когда нужно гнать судно во время рейса и спешить в гавань, чтобы суда приносили хоть какую-нибудь прибыль, море не место для пожилых. Только молодежь и люди в расцвете лет могут преуспевать в современных условиях, когда все куда-то спешат и мчатся. Возьмите крупные фирмы: почти все они избавляются от людей, обнаруживающих малейшие признаки старости. Лично он не хочет иметь на борту своего корабля стариков. И в самом деле, не один капитан Джонс придерживался такого мнения. В те дни многие моряки, единственным недостатком которых была седина, протирали подошвы последней пары сапот на мостовых Сити в отчаянных поисках работы. Раздраженно и наивно капитан Джонс добавил, что придерживаться такого убеждения отнюдь не значит помышлять об отравлении людей. Казалось, больше и говорить не о чем, но капитану Эштону хотелось еще подразнить его.
