Утренняя сигарета – всегда самая сладкая.
Всегда.
Особенно когда с куревом не только в округе, но и в твоем собственном кармане, скажем так, – довольно хреново.
К счастью, у меня пока еще чуть-чуть оставалось…
…Причем курить ее, эту самую сигарету, следует обязательно до еды – в этом есть свой совершенно особый кайф.
Крепкий дым (слабый – для дамочек и слабонервных) немилосердно дерет глотку, напоминая о том, что ты – нравится это кому или не нравится, все еще жив.
Пока жив.
И пока что – никуда не торопишься…
…На улице шел дождь, и я, выдыхая дым сквозь открытую фрамугу, внимательно вслушивался в звуки спящего города.
Ранняя осень.
Два часа дня.
Время, когда не спят только копы, наркоши на ломке, да еще – такие идиоты, как я.
Те, которые все помнят и никому ничего не прощают…
Может, именно это и не дает нам спать.
Не знаю…
…На кровати завозилась Красотуля.
Кстати, и вправду ничего себе девочка.
Вполне…
– Эй, дай дернуть. – Неумеренное количество макияжа частично обтерлось о простыни, и сквозь клоунский грим проступил истинный возраст девушки.
Лет эдак пятнадцать.
Ну, может, шестнадцать.
Черт, никак не могу привыкнуть к миру, в котором живу.
Наверное, именно в этом и есть моя самая главная по этой жизни проблема.
Дурацкой, конечно, жизни.
Что уж там говорить…
– Держи.
Красотуля смазала слюной край сигареты. Затянулась.
– Тьфу! Без травки… И откуда ты только взялся, такой… – Было видно, как мучительно подыскивается нужное слово.
– Правильный?
– Во-во, правильный. Появился на тусе, трахнул девочку, а у самого даже травки нет. И спидухи мои зачем-то в окошко высыпал. Не помнишь, что ли? Я за них, между прочим, черному в жопу дала. А у него елдак – знаешь какой? До сих пор больно. Ты вообще кто? И откуда такой взялся?!
– Конь в пальто! – вспыхиваю неожиданно даже для самого себя. – И хрен в штанах, если ты еще не забыла.
Терпеть не могу, когда мне под кожу лезут.
Особенно – если такие соплюхи.
Кровь там.
Мясо.
И нервы, кстати.
Которые, как известно из медицины, почему-то ни разу не восстанавливаются.
Красотуля чуть покривилась, но потом все-таки, даже как-то мечтательно, пыхнула контрабандным абхазским табачком.
Удивительно – чем слабее власть, тем больше она возводит запретов.
То – нельзя.
Это – тоже нельзя.
А все равно все всё делают.
По крайней мере, у нас, в России.
– Да… Там у тебя и правда все в порядке. В штанах, в смысле. А откуда Рыжего знаешь?
Не понял…
Тебе-то, родная, какое дело?
– От верблюда.
– А это что еще за зверь такой?
Я ухмыльнулся.
А ведь ты права, девочка.
Это и вправду зверь.
– Не, серьезно! Рыжий – крутой! Он найт держит! У тебя с ним какие то дела, да?
Совсем соплячка, прости Господи.
– Нет у меня с ним никаких дел.
А про себя добавил: «Уже нет».
Рыжий не внял предупреждению, и, если я не ошибаюсь в Веточке (а как, спрашивается, я могу ошибаться в человеке, которого знаю почти двадцать лет), то этот вождь краснокожих сейчас мирно отдыхает где-нибудь в подворотне.
Вместе с парочкой своих ублюдков-бодигардов.
И никогда никого больше не побеспокоит. В том числе те найты, которые «держит».
Точнее, «держал».
Такая вот… диалектика.
Кстати, а почему, интересно, ублюдки окружают себя еще большими ублюдками?
Для полноты ощущений?
Или потому, что на их фоне сами получше смотрятся?
Что-то, думаю, меня на философию повело…
Не к добру.
Ну, а Веточка – он только думать умеет неважно. И это не его вина, что у него с головой плохо.
Все остальное-то у парня просто отлично получается.
Я бы даже сказал – позавидуешь.
Хотя как раз Веточке завидовать – дело последнее.
– Ладно, держи, – я кинул Красотуле початую пачку сигарет. – Забивку сама найдешь. Я пошел.
– Ну, во-о-от, – надувается, – трахнул и бежать. Давай, я лучше пожрать тебе приготовлю…
Губки у девушки со сна припухлые, голые, идеальной формы грудки – маленькие.
Глазищи же, наоборот, – большие.
И зеленые-зеленые.
Залюбуешься.
Только я все равно у тебя не останусь.
Так вышло, извини.
Прежде чем из тебя удастся сделать слабое подобие человека, не один месяц угрохаешь.
А у меня элементарно нет на это ни времени, ни желания.
Да и зачем, спрашивается.
Тебе ведь так удобнее, да, девочка?
…К тому же знаю я, что вы жрете.
Меня аж передернуло.
– Некогда мне. – Потом подумал и сжалился. Следом за пачкой полетел картонный четырехугольник.
Визитка.
Она, небось, таких и не видела.
– Читать умеешь?
– Плохо. Но разберусь.
– Там номер мобайла, перезвони через недельку. Меня пока в городе не будет.
Красотуля аж взвизгнула:
– У тебя мобайл? Ты что, коп?! – Она даже пропустила мимо ушей мою оговорку.
Насчет «в городе не будет».
За это, в общем-то, полагается…
Да многое что полагается.
Стареешь, брат, стареешь…
– Успокойся… какой я тебе коп. Коммерческий мобайл.
– Комме-е-ерческий? Это ж какие бабки!
– Нормальные. Не будешь спидухи нюхать – и у тебя такие будут.
Она недоверчиво хмыкнула:
– Ты мне еще послужить предложи…
– Не предложу. Негде.
Все-таки удивительно, почему они так не хотят работать?
За место официантки или, еще лучше, стриптизерки в самом что ни на есть дешевом найте глаза друг дружке повыцарапывать готовы.
А чтобы куда в приличное место трудиться пойти – да ни за что.