И если кто обращается ко греху, Господь уготовит того на меч.
Сир. 26:26.
25 марта 1980 г., Москва
Несмотря на раннюю весну и довольно-таки слякотную погоду, тренировка проходила в лесопарке. Бледное солнце скупо освещало голые черные ветви озябших за зиму деревьев, мерзлую землю с остатками выцветшей прошлогодней травы, грязноватые островки нерастаявшего снега. Двое семнадцатилетних парней, потные, всклокоченные, одетые в перепачканные тренировочные костюмы, из последних сил отжимались на пальцах. Они уже полностью вымотались, однако Андрей Николаевич Моргунов не собирался баловать своих питомцев.
За долгие годы службы в специальных диверсионных частях он прочно усвоил мудрую заповедь генералиссимуса Суворова: «Тяжело в учении, легко в бою».
– Веселей, ребята, не отлынивать! – добродушно покрикивал Моргунов. – Валера, почему морщишься? Ты должен улыбаться!
Валерий Кознов послушно растянул губы чуть ли не до ушей, хотя в настоящий момент ему больше всего на свете хотелось завыть. Его товарищ, Иван Нечаев, огромным усилием воли сохранял каменное выражение лица.
Андрей Николаевич, худощавый, подтянутый старик с ярко-синими глазами и абсолютно седой головой, едва заметно улыбался краешками губ.
– Достаточно, – сказал наконец он. – Вставайте.
Ребята медленно поднялись на трясущиеся от усталости ноги. Мышцы у них болели, головы кружились, дыхание со свистом вырывалось из груди, в висках стучала кровь, весенний лес казался окутанным мутной красноватой дымкой.
«Садист проклятый!» – подумал измученный Кознов и тут же услышал голос Моргунова, будто прочитавшего его мысли:
– Нет, ребята, я не садист и не изверг! Просто я хочу сделать из вас хороших бойцов, ведь вы сами об этом просили. А настоящие бойцы выковываются только так: через пот и кровь, через боль и усталость! На каждой тренировке вы должны доходить до предела своих возможностей и даже немного дальше. Лишь тогда вы будете прогрессировать...
Старик внезапно замолчал и посуровел лицом. На лбу пролегла складка морщин. Ученики удивленно переглянулись. Прошла минута, другая.
– УНИБОС не спорт, а оружие. – Андрей Николаевич пристально посмотрел на ребят. – Причем крайне опасное! Но главное в другом. Само по себе оружие нейтрально, важно, кто им владеет! Возьмем, к примеру, острый хирургический нож. Им можно вырезать аппендицит, а можно убить человека... Ладно, надеюсь, вы меня поняли. На сегодня все. Идите домой. Кстати, советую хорошенько пропариться в бане, снимете усталость, расслабите натруженные мышцы...
– А вы, Андрей Николаевич? – робко спросил Нечаев.
– Я немного погуляю, подышу воздухом. В моем возрасте полезно...
Оставшись один, Моргунов уселся на поваленное дерево и, подперев голову руками, глубоко задумался. Имел ли он право обучать мальчишек этим приемам? Не имел! Правда, они вроде хорошие пацанята, но все равно!
«Ну ничего, – утешил сам себя Андрей Николаевич. – Я поступаю правильно. Иван с Валерой вырастут порядочными людьми, патриотами, защитниками Родины. Сердцем чую!»
На самом деле Моргунов занимался самообманом, верил в то, во что хотел верить, и ничего не чуял. Просто у него не было никого, кроме старого сонного кота Барсика, а Кознов и Нечаев в какой-то мере заменяли старику детей. Просидев в лесопарке с полчаса, он вернулся домой, накормил кота и прилег на диван в надежде уснуть, но неожиданно остро заболел простреленный в трех местах правый бок. Моргунов стиснул зубы, сдерживая стоны. Обычно ленивый, неповоротливый, Барсик, почувствовав состояние хозяина, вскочил на диван и, мурлыча, пристроился к больному месту[1].
– Хороший ты мой, – прошептал старик, почесывая Барсику шейку. – Настоящий друг!
Польщенный кот заурчал еще громче. Постепенно боль стихла. Андрей Николаевич задремал.
Несколькими месяцами раньше
Зима 1979, г. Москва
– Ичь, ни, сан, си, го[2]... – Лицо сенсея[3] Аркадия Евгеньевича Зюйкова излучало надменность и неприступность. Заложив руки за спину, он неторопливо расхаживал вдоль строя учеников, в такт счету наносящих левый ёко-гери[4] по воздуху. – Курикай[5], – резко скомандовал сенсей и продолжил счет. – Ичь, ни, сан, си... Молодец! – похвалил он Кознова, нарочито повышая голос, чтобы слышали остальные. – Так держать!
Валера затрепетал от радости и, не удержавшись, бросил торжествующий взгляд на стоящего рядом Ивана Нечаева. Они были друзьями и пришли в секцию одновременно, примерно полтора года назад, но Валера, по словам сенсея, делал большие успехи: и стойки у него получались красивее, и удары. В школе Сэн-э первостепенное значение придавали внешнему эффекту. Поэтому злые языки из других школ называли сэнэйцев «балеринами» и жестоко избивали[6] даже на полуконтактных соревнованиях[7]. Ивану комплиментов от тренера не перепадало, однако он не завидовал другу и искренне радовался за него.
– Яме[8], – сказал наконец тренер. – Лечь, расслабиться. – Ученики послушно растянулись на полу, готовясь выслушать очередную восточную «премудрость», которыми сенсей щедро пичкал их на каждой тренировке.
– Ваши головы освобождаются от всех мыслей, становятся пустыми и легкими, чувства, желания, заботы уходят прочь
