Я сидел у себя в офисе, выковыривая заусенцы из дула моего «тридцать восьмого» и гадая, когда и откуда на меня свалится новое дело. Подвизаться в частных детективах — дельце в аккурат для меня, и хоть время от времени мне массируют десны автомобильным домкратом, сладкий запах зелененьких искупает даже эту неприятность. Не говоря уж о дамочках, составляющих одну из потребностей моего непритязательного организма, малость опережающего у него потребность в дыхании. Вот почему, когда дверь моего офиса отворилась и в нее, широко ступая, вошла длинноволосая блондинка, назвавшаяся Хезой Баткисс и объявившая, что она зарабатывает на хлеб с маслом, позируя художником голышом, и что ей нужна моя помощь, слюнные железы мои разом переключились на третью скорость. На ней была юбочка короче некуда, свитер в обтяжку, а фигуру ее образовывали параболы, способные обратить в гималайского лося самого затрюханного сердечника.
— Чем могу быть полезен, бэби?
— Я хочу, чтобы ты откопал для меня одного субъекта.
— Он что, пропал? В полицию ты уже обращалась?
— Все немного сложнее, мистер Люповиц.
— Называй меня Кайзером, бэби. Ладно, кто этот прохвост?
— Бог.
— Бог?
— Вот именно, Бог. Творец, Первичный Принцип, Первопричина Сущего, Всеобъемлющий. Мне нужно, чтобы ты отыскал Его для меня.
Психи забредали в мой офис и раньше, но когда они сложены, как эта малышка, к ним поневоле прислушиваешься.
— На что Он тебе сдался?
— Это мое дело, Кайзер. Твое — найти Его.
— Извини, бэби. Ты обратилась не по адресу.
— Почему?
— Потому что я не берусь за дело, если не знаю всех обстоятельств, ответил я, вылезая из кресла.
— О-кей, о-кей, — сказала она и, прикусив губу, нижнюю, подтянула, расправляя шов, чулок. Шоу предназначалось для меня, но я в ту минуту не склонен был покупаться на подобные фокусы.
— Давай покороче, бэби.
— Ладно, по правде сказать, я вовсе не натурщица.
— Нет?
— Нет. И зовут меня не Хеза Баткисс. Я — Клэр Розенцвейг, учусь в Вассаре. Философский факультет. История западной мысли и все такое. Мне предстоит написать к январю курсовую работу. Насчет религии Запада. Остальные наши ребята ухватились за спекулятивные темы. А я хочу знать. Профессор Гребанье говорит, что того из нас, кто откопает настоящий верняк, переведут на следующий курс автоматом. А мой папаша обещал мне «мерседес», если я получу «отлично».
Я вскрыл пачку «Лаки», потом пачку жвачки и сунул в рот и то, и другое. То, что она рассказывала, понемногу пробуждало во мне интерес. Студенточка с закидонами. Высокий КИ плюс тело, с которым стоило познакомиться поближе.
— Как он выглядит, этот твой Бог?
— Я его ни разу не видела.
— Ладно, а откуда мне знать, что Он вообще существует?
— Как раз это тебе и следует выяснить.
— Милое дело. Примет Его ты не знаешь. И где Его искать — тоже.
— Нет. Что нет, то нет. Хоть я и подозреваю, что он повсюду. В воздухе, в каждом цветке, в тебе и во мне — даже вот в этом стуле.
— Еще того хлеще.
Стало быть, она пантеистка. Я сделал мысленную заметку на этот счет и сказал, что берусь за ее дело — сто зеленых в день, плюс расходы, плюс обед в ресторане — с ней. Улыбнувшись, она сообщила, что ее это устраивает. Мы вместе спустились в лифте. Снаружи темнело. Может быть, Бог существует, а может, и нет, но где-то в этом городе определенно обретается несколько умников, которые постараются помешать мне выяснить это.
Первой моей ниточкой был рабби Ицхак Вайсман, здешний раввин, бывший у меня в долгу — я однажды выяснил, кто натер его шляпу свиным салом. После первых двух сказанных нами слов я понял — что-то тут не так, уж больно он испугался. Здорово испугался.
— Конечно, этот, сам знаешь кто, существует, но я не могу назвать тебе даже Его имени, потому что Он меня тут же и пришибет, хоть я никогда не понимал, почему некоторые так нервничают, когда произносят их имя.
— Ты Его когда-нибудь видел?
— Я? Ты шутишь? Спасибо и на том, что я дожил до возможности собственных внуков увидеть.
— Так откуда ты знаешь, что Он существует?
— Откуда я знаю? Хорошенькое дело. По-твоему я смог бы купить себе вот этот костюм, четырнадцать долларов стоит, чтоб ты знал, если бы там, наверху, никого не было? На вот, пощупай сам — чистый габардин, какие тут могут быть сомнения?
— Больше ты мне ничего предложить не можешь?
— Почему не могу? могу — Ветхий Завет тебя устроит? А рубленная печенка? И как, по-твоему, Моисей вывел израильтян из Египта? Улыбался до ушей и чечетку отбивал? Ты что думаешь, Красное море можно заставить расступиться с помощью какой-нибудь дешевки, купленной в универмаге? Для этого сила нужна.
— Так он из крутых что ли?
— А то! Еще из каких крутых. И добрее от всех своих успехов Он так и не стал.
— Откуда ты про Него столько всего знаешь?
— Да оттуда, что мы — избранный народ. Представляешь, как Он заботится о Своих детях? Насчет этого я, кстати, тоже хотел бы с Ним как-нибудь перемолвиться.
— И много вы Ему платите за эту вашу избранность?
— Ой, не спрашивай.
Вот такие, значит, дела. Получается, евреи здорово повязаны с Богом. Старый рэкет — вы мне то да се, а я вам — защиту от неприятностей. Забочусь о вас, но, естественно, за приличные бабки. И судя по тому, как говорил со мной рабби Вайсман, брал Он с них немало. Я сел в такси и покатил на Десятую авеню, в бильярдную Дэнни. Заправлял там один скользкий тип, который мне никогда не нравился.
