Босс - [2]
— Чикаго Фил здесь?
— А кто его спрашивает?
Я взял эту мразь за отвороты пиджака, прищемив заодно хороший кусок кожи.
— Тебе нужны подробности, придурок?
— Он в задней комнате, — сказал жалкий прыщ, мгновенно усвоив правила хорошего тона.
Чикаго Фил. Фальшивомонетчик, медвежатник, гопстопник и заядлый атеист.
— Этого парня никогда и на свете-то не было, Кайзер. Чистой воды надувательство. Кто-то мухлюет и мухлюет по крупному. Никакого Босса нет. У них там целый синдикат. Международный. Хотя заправляют в нем все больше сицилийцы. Но чтобы кто-то лично его возглавлял, так этого нет. Разве что Папа.
— Значит, придется встретиться с Папой.
— Это можно устроить, — сказал он и подмигнул.
— Имя Клэр Розенцвейг тебе что-нибудь говорит?
— Нет.
— А Хеза Баткисс?
— Постой-ка. Ну, точно. Пергидрольная цыпочка вот с такими буферами. Из Рэдклиффа.
— Из Рэдклиффа? Мне она назвала Вассар.
— Ну и наврала. Преподает в Рэдклиффе. Одното время путалась тут с одним философом.
— Пантеистом?
— Нет. Сколько я помню, с эмпириком. Поганый тип. Гегеля ни в грош ни ставил и любую диалектическую методологию тоже.
— А, из этих.
— Во-во. Лабал барабанщиком в джазовом трио. Потом запал на логический позитивизм. Ну, а когда тот не сработал, он вкапался в прагматизм. Последнее, что я о нем слышал — он будто бы накнокал где-то кучу бабок, чтобы пройти в Колумбийском университете курс по Шопенгауэеру. Здешние ребята не прочь отыскать его — или хотя бы наложить лапу на его учебники, чтобы их перепродать.
— Спасибо, Фил.
— Ты, Кайзер, поверь мне. Зря стараешься. Этого мистера просто нет — одна пустота. Если бы я хоть на секунду поверил в аутентичный смысл бытия, думаешь я смог бы шустрить с фальшивыми чеками и вообще вставлять обществу так, как я ему вставляю. Вселенная чисто феноменологична. Ничего вечного нет. Все бессмысленно.
— А кто вчера пришел пятым на скачках?
— Санта Бэби.
Я взял у О'Рурка стакан пива и попытался свести полученные мной сведения в общую картину, но никакого смысла в них так и не обнаружил. Сократ покончил с собой — так, во всяком случае, говорили. Христа просто прикончили. Ницше съехал с катушек. Если кто-то за всем этим и стоит — там, наверху — он определенно не хочет, чтобы о нем кто-либо прознал. И зачем Клэр Розенцвейг наврала мне насчет Вассара? Неужели Декарт был прав? И вселенная действительно дуалистична? Или все-таки в яблочко попал Кант, постулировав существование Бога на основе нравственного принципа?
В ту ночь я обедал с Клэр. И через десять минут после того, как официант принес нам счет, мы уже оказались в постели, где я и получил полное представление о западной мысли. С такими гимнастическими способностям Клэр стоило бы поразмыслить об олимпийской карьере. Потом она лежала рядом со мной, разметав по подушке светлые волосы. Наши нагие тела еще оставались сплетенными. Я курил, глядя в потолок.
— Клэр, а что если Киркегор был прав?
— О чем ты?
— Ведь по-настоящему ничего знать невозможно. Можно лишь верить.
— Это абсурдно.
— Не будь такой рационалисткой.
— Я не рационалистка, Кайзер, — она тоже зажгла сигарету. — Я просто не хочу быть онтологичной. Только не сейчас. И не вынесу, если ты станешь онтологичным со мной.
Что-то ее мучило. Я потянулся к ней губами. И тут зазвонил телефон. Она взяла трубку.
— Тебя.
Голос в трубке принадлежал сержанту Риду из отдела убийств.
— Ты все еще ищешь Бога?
— Есть немного.
— Всесильное существо? Всеединого, Творца Вселенной? Первопричину всех вещей?
— Точно.
— Некто, отвечающий этому описанию, только что прибыл в морг. Так что тебе лучше мотать туда по быстрому.
Это был точно Он, и судя по тому, как Он выглядел, над ним поработали профессионалы.
— Когда Его привезли, Он был уже мертв.
— Где Его нашли?
— В складе на Диланси-стрит.
— Улики?
— Это работа экзистенциалиста. Тут у нас никаких сомнений.
— Откуда ты знаешь?
— Все сделано тяп-ляп. Никакой системы. Чистый порыв.
— Преступление на почве страсти?
— В самую точку. И это означает, кстати, что главный подозреваемый у нас ты, Кайзер.
— Почему я?
— Всем в Управлении известно как ты относишься к святошам.
— Это не делает меня убийцей.
— Убийцей — нет, подозреваемым — да.
Выйдя на улицу, я набрал полные легкие воздуху и попытался прочистить мозги. Я взял такси, поехал в Ньюарк и, не доехав одного квартала до итальянского ресторана Джордино, прошел остаток пути пешком. Его Святейшество сидел за столиком в глубине зала. Самый что ни на есть Папа, пробы негде ставить. С двумя молодчиками, которых я видел в полудюжине полицейских листовок.
— Присаживайся, — сказал он, поднимая глаза от пиццы. И протянул мне руку с перстнем. Я улыбнулся ему во все зубы, но перстня не поцеловал. Это его встревожило, уже хорошо. Очко в мою пользу.
— Пиццу будешь?
— Спасибо, Святейшество. Ты ешь, не обращай на меня внимания.
— Ничего не хочешь? Салату?
— Я недавно заправился.
— Дело твое, хотя майонез у них тут — пальчики оближешь. Не то что в Ватикане, там приличной жратвы днем с огнем не сыскать.
— Давай к делу, Понтиф. Я ищу Бога.
— Считай, что обратился по адресу.
— Выходит, Он существует?
Это показалось им забавным, все загоготали. Громила, сидевший рядом со мной, сказал:
Признанный классиком при жизни, Вуди Аллен снимает в год по фильму, а то и по два, и регулярно выступает с оркестром, играя на кларнете джаз начала XX века. Однако истинной своей страстью Аллен считает сочинение рассказов. «Если бы я вдруг не мог делать кино, – говорит он сам, – я бы не слишком огорчился, но без письменного стола не протяну и недели». Возможно, никто в Америке не писал так смешно со времен Марка Твена, так нежно со времен Хемингуэя, так смело со времени принятия Декларации независимости.
Сборник рассказов, составленный лауреатом Нобелевской премии по литературе Надин Гордимер, явление в литературном мире уникальное. Здесь под одной обложкой собраны рассказы лучших писателей современности, в том числе пяти лауреатов Нобелевской премии по литературе. Эти рассказы, по словам Гордимер, «охватывают все многообразие чувств и ситуаций, доступных человеческому опыту». Однако этот сборник еще и международная благотворительная акция, вызвавшая заметный отклик в издательской среде и средствах массовой информации.
Юный Аллен Стюарт Кенигсберг начал писать газетные фельетоны и юмористические миниатюры для ночных клубов уже в пятнадцать лет, придумав себе творческий псевдоним Вуди Аллен. Не закончив школу, стал сотрудничать с популярными журналами New Yorker, Playboy, Evergreen, где печатались его юморески и фельетоны, и, кроме того, сочинял скетчи для юмористических телевизионных программ. В кино Аллен дебютировал в 1965 году как актер и сценарист, спустя четыре года поставил свой первый фильм, а в 1977-м — он уже обладатель четырех статуэток «Оскар».
Алленовская вариация на тему фильма Ингмара Бергмана «Улыбки летней ночи». В загородном домике недалеко от волшебного леса оказываются вместе шесть человек: донжуанствующий врач со своей очередной подругой, пожилой профессор с молоденькой невестой и супружеская пара, чья сексуальная жизнь зашла в тупик. И всех их опьяняет летняя ночь с ее прохладой…
Пьеса Вуди Аллена «Смерть» построена как детектив, но детектив легкий и комичный, хотя и оканчивающийся смертью героя. Она может и должна без труда восприниматься самыми разными людьми. И все же — это Америка! Это клише, это стереотип, это — кино.
В книгу включены избранная художественно-философская проза, драматургия и жизненные наблюдения выдающегося мыслителя современности Аллена Стюарта Кенигсберга (р.1936), также известного под именем Вуди Аллен (р.1952), посвященные преимущественно вопросу: что мы все тут, собственно, делаем.Для широкого круга читателей, пассажиров и кинозрителей.
УДК 821.161.1-1 ББК 84(2 Рос=Рус)6-44 М23 В оформлении обложки использована картина Давида Штейнберга Манович, Лера Первый и другие рассказы. — М., Русский Гулливер; Центр Современной Литературы, 2015. — 148 с. ISBN 978-5-91627-154-6 Проза Леры Манович как хороший утренний кофе. Она погружает в задумчивую бодрость и делает тебя соучастником тончайших переживаний героев, переданных немногими точными словами, я бы даже сказал — точными обиняками. Искусство нынче редкое, в котором чувствуются отголоски когда-то хорошо усвоенного Хэмингуэя, а то и Чехова.
Поздно вечером на безлюдной улице машина насмерть сбивает человека. Водитель скрывается под проливным дождем. Маргарита Сарторис узнает об этом из газет. Это напоминает ей об истории, которая произошла с ней в прошлом и которая круто изменила ее монотонную провинциальную жизнь.
Вплоть до окончания войны юная Лизхен, работавшая на почте, спасала односельчан от самих себя — уничтожала доносы. Кто-то жаловался на неуплату налогов, кто-то — на неблагожелательные высказывания в адрес властей. Дядя Пауль доносил полиции о том, что в соседнем доме вдова прячет умственно отсталого сына, хотя по законам рейха все идиоты должны подлежать уничтожению. Под мельницей образовалось целое кладбище конвертов. Для чего люди делали это? Никто не требовал такой животной покорности системе, особенно здесь, в глуши.
Роман представляет собой исповедь женщины из народа, прожившей нелегкую, полную драматизма жизнь. Петрия, героиня романа, находит в себе силы противостоять злу, она идет к людям с добром и душевной щедростью. Вот почему ее непритязательные рассказы звучат как легенды, сплетаются в прекрасный «венок».
Андрей Виноградов – признанный мастер тонкой психологической прозы. Известный журналист, создатель Фонда эффективной политики, политтехнолог, переводчик, он был председателем правления РИА «Новости», директором издательства журнала «Огонек», участвовал в становлении «Видео Интернешнл». Этот роман – череда рассказов, рождающихся будто матрешки, один из другого. Забавные, откровенно смешные, фантастические, печальные истории сплетаются в причудливый неповторимо-увлекательный узор. События эти близки каждому, потому что они – эхо нашей обыденной, но такой непредсказуемой фантастической жизни… Содержит нецензурную брань!
Эзра Фолкнер верит, что каждого ожидает своя трагедия. И жизнь, какой бы заурядной она ни была, с того момента станет уникальной. Его собственная трагедия грянула, когда парню исполнилось семнадцать. Он был популярен в школе, успешен во всем и прекрасно играл в теннис. Но, возвращаясь с вечеринки, Эзра попал в автомобильную аварию. И все изменилось: его бросила любимая девушка, исчезли друзья, закончилась спортивная карьера. Похоже, что теория не работает – будущее не сулит ничего экстраординарного. А может, нечто необычное уже случилось, когда в класс вошла новенькая? С первого взгляда на нее стало ясно, что эта девушка заставит Эзру посмотреть на жизнь иначе.