В.Ф.ЭРН
БОРЬБА ЗА ЛОГОС
ОПЫТЫ ФИЛОСОФСКИЕ И КРИТИЧЕСКИЕ
Посвящаю эту книгу дорогой жене
ПРЕДИСЛОВИЕ
Чтоб облегчить читателю понимание самой сущности нижеследующих статей, я кратко выясню, что я разумею под словом логос и почему, выпуская в свет свою книгу, даю ей воинственное заглавие: борьба.
В слове логос для меня объединяются все особенности той философии, которая основательно забыта современностью и которая мною считается единственно истинной, здоровой, нужной. L?goj - есть лозунг, зовущий философию от схоластики и отвлеченности вернуться к жизни и, не насилуя жизни схемами, наоборот, внимая ей, стать вдохновенной и чуткой истолковательницей ее божественного смысла, ее скрытой радости, ее глубоких задач. Если рационализмом называется философия, которая сознательно избирает органом своего исследования ratio, т.е. формальный рассудок, оторванный от полноты и бесконечного многообразия жизни, то позволительно назвать логизмом такую философию, которая отрицает рационализм в самом корне, которая избирает органом своих постижений L?goj, т.е. разум, взятый вне отвлечения от живой и конкретной действительности, ей сочувственный и ее имманентно проникающий. Логос есть коренное и глубочайшее единство постигающего и постигаемого, единство познающего и того объективного смысла, который познается. Истина этого первоначального единства была открыта великой эллинской философией и с незабвенной силой возведена на новую ступень сознания в глубоком умозрении и глубочайшем внутреннем опыте христианства. Развивая отдельные стороны логистического миропонимания, я сознательно определяю, таким образом, свою философию как философию христианскую.
Отсюда понятно, почему за логизм приходится бороться. Высшие ценности, величайшие святыни - возбуждают и самую ожесточенную борьбу. Дух самоутверждающейся гордыни, дух времени и большинства - всегда восстает против таинственной истины воплощения Слова. Рационализм глубочайшим образом отрицает все святыни логизма, и никогда, кажется, за всю историю мира рационализм не был такой огромной, исторической силой, как в наше время. Для того чтоб пронести святыни логизма сквозь строй современного мышления, нужна борьба не на жизнь, а на смерть; нужно оружие стальной неумолимо отточенной логики.
Вот отчего пафос борьбы проникает всю книгу. "Смерть зови на смертный бой". Если б я не видел в рационализме - этом кумире современности - смерти и величайшей духовной опасности, я бы не боролся с ним столь настойчиво и упорно. Но, я думаю, чуткое ухо сквозь ожесточение "логической" борьбы расслышит и иные мотивы моего философствования: мою веру и мою любовь.
2 марта 1911 г.
РАЗМЫШЛЕНИЯ О ПРАГМАТИЗМЕ
Vernunft fangt an zu sprechen.
Und Hoffnung wieder an zu bluhn.
Man sehnt sich nach des Lebens
Bachen.
Ach nach des Lebens Quellen hin.
Goethe. Faust I .
Kaї o?de?j b?llei o?non n?on
e"j aoko?j palaio?j.
Kat? M?rkon, 2, 22
Прагматизм явление интересное . На современном философском безрыбье, когда и Саул во пророках , когда ремесленные производители философской бижутерии переполняют кафедры и книжные рынки, - прагматизм по праву обращает на себя почти всеобщее внимание и по праву может быть назван тем "раком", который многие охотно примут за настоящую "рыбу". От полных учености, трудолюбия и методического упорства книг современных немецких философов с удовольствием переходишь к творениям прагматистов, полных свежести, даровитости и какого-то философского "кислорода". С таким удовольствием после упорного дня, проведенного в книгохранилище, выходишь на оживленную улицу, испещренную огнями, загадочную непрерывным мельканием незнакомых лиц.
Прагматизм родился под счастливой звездой. Не успел он еще вылупиться из яйца и как следует осмотреться в этом мире, как во всех частях света его стали чествовать приветствиями, статьями, критикой, опровержениями. Это ему очень на руку. Быть может, прагматистам не нашлось бы никакого специального дела, никакого истинного pr?gma , им одним свойственного, из их философии вытекающего; но журнальный шум, ознаменовавший рождение прагматизма, спас новорожденных прагматистов от возможного безделья и доставил им много, впрочем, самого обыкновенного дела: корреспонденцию, полемику, разъяснения, пропаганду и тому подобные принадлежности всякого живого литературного движения.
Кислороду тут много. Живость прагматического движения поистине американская и внушает даже какие-то нефилософские мысли. Но вот в чем вопрос: есть ли у прагматизма реальная сущность? Есть ли в нем хоть одно новое слово, которое сообщило бы ему действительно оригинальную физиономию? Которое утвердило бы его права не только в европейско-американских общественных настроениях, но и в царстве благородных мыслителей, открывавших новые точки зрения, созидавших новые философские ценности? В своей попытке ответить на этот вопрос я остановлюсь лишь на Джемсе, бесспорно самом крупном и самом значительном прагматисте, но все сказанное - именно потому, что Джемс самая большая сила прагматизма, - a fortiori будет относиться и вообще ко всему прагматизму.
