Утренний, но уже очень теплый воздух, обещая дневную жару, слегка надувал шторы на окне моего кабинета. Я расположился в удобном кресле, чтобы просмотреть после завтрака свежий номер«Таймс>. Проглядывая страницу за страницей и мысленно отмечая те статьи, которые следует позже внимательно прочесть, я неожиданно увидел имя человека, о котором уже успел забыть. Но это имя сразу воскресило в памяти все те события полугодичной давности, которые так внезапно связали меня с чужими людьми и странными судьбами.
Вернувшись прошлой осенью после двухлетнего пребывания в Америке в дождливый октябрьский Лондон, я рассчитывал возможно уже в тот же вечер увидеть своего старого друга Эркюля Пэро и даже пытался представить себе как он выглядит по прошествии двух лет с последней нашей встречи. Впрочем, размышлял я, в нем столько энергии и оптимизма, что никакое время над ним не властно.
Часа через два после приезда, разбирая корреспонденцию, которую в последних письмах к друзьям и деловым партнерам просил направлять по старому лондонскому адресу, я обнаружил небольшой конверт со знакомым напористым почерком. Несомненно, это было письмо от Пэро. Я тут же не без чувства удивления вскрыл конверт. Зачем бы писать мне сюда, если я сообщил о точной дате своего приезда на лондонскую квартиру, находящуюся, кстати сказать, в десяти минутах ходьбы от места, где он сам недавно поселился.
Увы, удивление оказалось не напрасным.
Письмо моего друга столь коротко, что было бы неразумно пересказывать его вместо того, чтобы привести здесь полностью.
Дорогой мой Дастингс!
Рад, что Вы в Лондоне, наконец. И глубоко опечален, что не могу в этот час пожать Вам руку. Случилось неприятное и непредвиденное. Нет, не в обществе, а в моем организме. Старость, mon ami, это большая гадость. На этот раз она заявила о себе не новой порцией седины, а сердечным приступом. Первый раз в жизни я узнал, что не вполне себе принадлежу. Оказывается мой организм состоит из отдельных деталей, и любая из них вдруг может сказать: я не буду больше работать! Вот такое, представьте, заявление попыталось мне сделать сердце. Не ожидал и, по правде сказать, почувствовал что-то вроде грусти. Пришлось две недели пролежать в Центральном лондонском госпитале, а теперь выехать по требованию врачей в сельскую местность. Приезжайте Дастингс!
Далее шел подробный адрес.
Письмо меня взволновало. И честно говоря, подобного пессимизма от Эркюля Пэро я никак не ожидал. Разве можно так остро реагировать на естественный жизненный ход? Что-то здесь не так. Или действительно возраст поубавил моему другу не только физические силы, но и духовную бодрость? Впрочем, тут же на меня нахлынуло чувство жалости к этому пожилому и в сущности совершенно одинокому человеку. И желание как можно быстрее оказать ему посильную дружескую помощь. Я решил не откладывать и завтра же ехать. Тем более, что это пятница и впереди еще два выходных дня. Развернув карту, я быстро отыскал указанное в письме небольшое сельское местечко. Не очень далеко - всего сорок миль от Лондона. Судя по расписанию, выехав в полдень, можно оказаться на месте уже к середине дня.
Погода на другой день выдалась на удачу теплая и солнечная. Последние полчаса в поезде я не отрывал глаз от окна, любуясь окрестными пейзажами. Местность была чуть холмистой с просторными лужайками и крупными раскидистыми стоящими в разрядку деревьями с листвой уже изрядно тронутой желто-красной осенней краской. Природа здесь как бы являла человеку пример разумного и жизнелюбивого спокойствия, удовольствием думал о том, что эта обстановка поможет моему другу восстановить силы и избавиться от недуга и меланхолии. И как хорошо, что я отправился сюда не откладывая. Конечно же, он не ждет такого скорого приезда. Однако первым, кого я увидел на перроне, был именно Пэро. Он тоже заметил меня, и, когда я вышел из вагона, уже спешил на встречу. Мы обнялись. Потом, слегка отпрянув, Пэро сильно сжал мои руки и произнес:
- Спасибо, Дастингс! Спасибо! - в его глазах мелькнула та благодарность, какая бывает у уличных животных, нежданно перехвативших от случайного прохожего кусок съестного или просто ласковый взгляд.
Мне захотелось сказать ему в ответ сразу побольше теплого и ободряющего, но неожиданно для себя, глядя в его добрые глаза, я почувствовал, что слова исчезли, а вместо них к горлу подкатил неприятный комок и какая-то сырость полезла в нос.
- Что это вы, - подавляя в себе внезапную слабость, пробубнил я, - ну что вы в самом деле? Напугали меня до смерти, а сами, вон, как американский доллар сияете. Прекрасно выглядите, честное слово!
- Это от радости видеть вас, мой друг! Дайте-ка ваш саквояж.
- Ну нет, - воспротивился я, - он не для вас, я сам его понесу.
- Право, мой друг, если вы хотите обращаться со мной как с больным, это будет очень грустно.
К моей радости Пэро и не производил впечатления сдавшего человека. Даже небольшой румянец проступал на его щеках. Ну, может быть не тот, что прежде, но все же.
- Знаете, mon ami, - заговорил он, - я сейчас испытываю двойственное чувство. Неловко за это паникерское письмо и вместе с тем приятно так скоро заполучить вас. Сознайтесь, ведь столичная жизнь могла вас быстро засосать, и еще неизвестно, когда бы вы ко мне выбрались, а? Ну ничего, я сумею сделать ваше пребывание здесь приятным - этому поможет прекрасная природа и отличная французская кухня. Да, да! - обрадовано подтвердил он в ответ на мой удивленный взгляд. - Представьте, хозяйка, у которой я поселился, - француженка. Тридцать лет назад она вышла замуж за английского моряка. Благодаря этому у меня здесь прекрасный стол.
