В стакане медленно растворялась быстрорастворимая таблетка. В зеркале отражалась жирная, небритая, заспанная харя. Как всегда я затосковал — какие площади предстояло очистить от рыжей щетины.
Жена крикнула, что завтрак вот–вот будет готов, это означало: минут двадцать у меня еще есть.
Я включил электробритву и начал привычно раздражать кожу на подбородке, при этом размышляя о нескольких вещах. Размышления текли то последовательно, то параллельно, то сбивались в кучу. Для начала я в бессчетный раз подумал, что не люблю эту женщину (жену по имени Рита), а живу с ней только потому, что никакая другая не станет делить ложе с такой тупой тушей, как я. Параллельно я наблюдал, как выдыхается таблетка на дне стакана. Образовавшийся раствор надо выпить, говорят (жена и предъявленные ею проспекты), это средство способствует снижению аппетита. Вместе с тем я ненавидел свою работу, на которую должен был отправиться после завтрака. Нельзя работать билетером в двадцать восемь лет. В парке культуры и отдыха, как раньше это называлось. Мне пытались подыскать другую (друзья жены), но я не справился, не осилил. Компьютер не успел меня понять, сломался стул, на котором я сидел перед ним. Считается, что я туповат, но добр. Я другого мнения, но не умею доказать обратного. Потому — билетер. Навсегда, надо понимать.
Закончив бриться, выпил средство для снижения аппетита. Залез под душ, зачем–то думая, что все крупные животные любят воду. Слоны–бегемоты. Киты. Я более всего был похож на бегемота. Вода весело стекала по плавным жировым складкам. Я был готов разрыдаться.
Сейчас я съем завтрак и пойду на работу. Как вчера, как позавчера, как всегда.
Выбираясь из ванной, увидел в зеркале, как колыхаются мои телеса и понял, почему у меня нет друзей. Попытался вспомнить кого–нибудь из школьных, но они всплыли в голове так неохотно, будто я оторвал их от каких–то важных дел. Среди моих одноклассников было пару миллионеров, пару бомжей, но, в общем, никто не влип так, как я. Впрочем, если вдуматься, они никогда меня не считали особенно своим, ни будущие миллионеры, ни будущие бомжи. Никогда не брали играть в футбол и даже драться с параллельным классом или соседним двором. Такой я был рыхлый. Таким я был рохлей.
Таким и остался.
Крик жены. Недовольный. Ей надо бежать. На работу. Чтобы забрать деньги на прокорм меня.
Цепляясь плечами халата за косяки кухонной двери, я вышел к столу. Бритый, мытый, несчастный. Рита суетилась. Маленькая, короткостриженная, быстрорукая. Сейчас повернется ко мне и схватится за острый подбородок, глядя на уныло сервированный стол — что еще забыла поставить?
Забывает она каждый раз одно и то же — кетчуп.
— Что ты там так долго плескался? На свидание собираешься? — спросила она наиграно серьезным тоном. Каждое утро считает своим долгом показать, что способна меня ревновать. Мол, муж у нее мужчина хоть куда, и есть желающие его отбить. Зачем она это делает мне неведомо, ибо она знает, я не вею ни одному ее слову. Как будто выполняет заданную программу. Или просто по привычке.
Я сел на прочный табурет и придвинул к себе сковороду с макаронами поверх которых лежало шесть сосисок, полил это все кетчупом, откусил от бутерброда с маслом…
— Я убегаю, дорогой. Если не наешься, в холодильнике есть еще ливерная колбаса.
— Наемся, — сказал я.
Ел быстро, но без удовольствия. Удовольствие от еды эти таблетки убивают точно, а вот что касается аппетита…
На щеке высыхал поцелуй жены. Настоящий, влажный, может быть она меня и вправду, так сказать, любит.
Задумался на эту тему.
Очнулся в тот момент, когда приканчивал второе кольцо ливерной колбасы. Нет, хватит!
Да и на работу пора.
Хорошо, что на дворе лето, нет необходимости возиться с зимними ботинками и пальто.
Выходя из дому, осмотрел в зеркале свою оплывшую фигуру в расклешенной рубахе, в штанах со вшитым сзади клином, в расплющенных сандалиях на босу ногу. С покорностью судьбе в глазах. В конце концов, билетер так билетер. Не так все плохо. Не алкаш, отдельная квартира, любящая жена…
У лифта стояла соседка. Она с привычной участливостью предложила мне воспользоваться этим коммунальным удобством в одиночку. Я гордо отказался и зашагал вниз с третьего этажа по ступенькам. Нужна же хоть какая–нибудь тренировка мышцам. Кроме того, было приятно осознавать (и демонстрировать окружающим), что я все–таки не инвалид. Толстяк? Да. Но не больной ожирением.
На работу я хожу пешком по соображениям моциональным (словечко жены) и потому что близко. Меньше двух автобусных остановок.
Утром выдалось солнечное. Только что проехала поливальная машина. Мир блистал. Редкие прохожие отражались в мокром асфальте.
Я медленно обогнул киоск, радуясь, что одышки сегодня почти нет и левое плечо не ломит. Петлявший по тротуару барбос обнюхал меня и остался доволен. Сейчас приду в свою каморку, заварю кофейку…
У края тротуара, визжа, затормозила машина. Выстрелили в разные стороны четыре дверцы, и наружу начали, неприятно согнувшись, выскакивать милиционеры.
Они были вооружены. Но не это меня удивило. Сейчас милиция на разборки в коммунальной кухне выезжает чуть ли не с огнеметами. Меня заняла мысль, почему это все они бегут в мою сторону?
