Глава I
Как меня выгнали с урока, а потом перевели из восьмого класса в десятый
Липатов маньяк, и тому есть документальные подтверждения. Записочки типа «Лебедева дура» я получаю по три раза за урок. Да чего там! Этот ненормальный до сих пор бы дергал меня за косички, если бы я не подстриглась два года назад под свою любимую Тутси; до сих пор клал бы мне на стул кнопки, если бы я не купила на зиму ватные штаны; до сих пор отвешивал бы мне подзатыльники, если бы я не записалась в секцию карате. А ведь мы уже в восьмом классе! Я понимаю, он влюбился и не знает, как привлечь мое внимание, но от этого не легче.
Мама говорит, что из таких упертых маньяков вырастают великие ученые и политические деятели. Насчет ученых сомневаюсь – Липатов двоечник, а насчет политиков – что ж, он действительно отлично умеет портить людям жизнь.
В этот свой день рождения я не ждала ничего особенного. Уже не маленькая, знаю: люди старше двенадцати лет редко получают в подарок то, чего хотят больше всего. Потому что хотят многое. В классе мне надарили бесполезных мягких игрушек, тонну безвкусной бижутерии, гору ластиков-ручек – в общем, никто не соригинальничал, кроме, конечно, Липатова. Ни за что не угадаете, что он мне подарил!
КРЫСУ! Живую! Рыжую, как морковка, и без клетки. Что тут началось! Девчонки с визгом полезли на парты, мальчишки заржали, короче, праздник сразу стал веселым. Я стояла с крысой на плече и не знала, благодарить его или, может, по шее съездить? Крыс-мышей я не боюсь, так что сделать гадость у Липатова не получилось. Но, как говорит бабушка, «Мне не дорог твой подарок, дорога твоя любовь». Так что по шее я ему съездила, но крысу взяла – отдашь, он ее, пожалуй, замучает или подложит кому-нибудь из учителей, что, в общем, одно и то же.
Пришла физичка, оценила обстановку и выгнала нас с крысой. Это был последний урок, так что я особенно не возмущалась. Липатов, хотел он этого или нет, одно благородное дело сделал – отпустил меня пораньше домой. Сам выскочил следом.
– Светка! Подожди! Ты че, обиделась, Свет? – закричал он.
Я цапнула в раздевалке свой тулуп и выскочила на улицу. Липатов за мной. Он шел рядом, потупившись.
– Я думал, ты любишь животных... Извини, Свет.
Крыса на моем плече сопела мне в ухо. В голову лезли положенные в таких случаях вопросы: как ее назвать, чем кормить и что скажет мама? В том, что ругаться она будет, я не сомневалась. Мама терпеть не может животных в доме. Я пробовала в детстве притащить котенка – что было! Мне припомнили все грехи, от пролитого на ковер варенья до герани, съеденной в несознательном возрасте. На котенка повесили всех собак: и блохастый он, и лишайный, и царапучий, и мебель портит... Котенка папа отвез на «Птичку», а я с тех пор больше не рисковала.
– Я-то люблю, – буркнула я Липатову, – мать не любит.
Липатов виновато покосился на крысу и выдал:
– Правило знаешь? Дареное не возвращают.
Я сказала, что и не верну, будь спок, и он заметно приободрился. Порылся в рюкзаке и достал диск группы «Гимназия»:
– Вот еще. Твоя любимая Тутси.
Я взяла и молча кивнула. Тутси – солистка группы. Я ее не люблю. Да я ее ненавижу просто! Она старуха, ей двадцать четыре – я на десять лет моложе. Она толстая, обхват бедер – девяносто пять! У меня девяносто. Она поет под «фанеру»! И двигаться не умеет! Я пою и танцую дома перед зеркалом без всякой «фанеры» в сто раз лучше этой Тутси. Но при этом она – звезда, а я рядовая восьмиклассница, каких полно на необъятных просторах нашей родины. Где справедливость?
– Ну хочешь, я твоей матери объясню? – наседал Липатов. – Крысы, они хорошие, умные, умнее кошки. И не кусачие вовсе, если правильно воспитывать.
Я подумала: почему нет? При Липатове мама точно не будет ругаться. И согласилась.
Мы шли через парк. Вообще, парк – сильно сказано. Зеленый пятачок среди шумных улиц. Смех, а не парк! К тому же половину пятачка занимал особняк академика Александринского.
Как я ненавидела Тутси, так академика Александринского ненавидел папа. Они защищали диплом в одном институте на одной кафедре, только с разницей в двадцать лет. Когда академик был академиком, папа еще топтался в кандидатах наук. Тогда им и раздавали квартиры на нашей улице. Александринский получил особняк, профессоры переселились в кирпичные новостройки, а папе досталась двухкомнатная в пятиэтажке.
Если бы квартиры раздавали сейчас, папе дали бы не двухкомнатную, а двухэтажную, и не в пятиэтажке, а в пентхаусе. Оттуда один шаг до особняка (конечно, в переносном смысле. В прямом – побольше и больно падать). Но сейчас ученым платят мало, а квартир совсем не дают. Александринский был виноват только в том, что раньше родился, папа это понимал, но все равно чувствовал себя обиженным.
Я посмотрела на плечо – крыса шевелила усами, подергивала маленьким розовым носиком. А она красивая, не чета подвальным. Ярко-ярко-рыжая, как будто выкрашенная хной, с розовыми ушками, лиловыми глазами... словно из волшебной сказки. Нет, теперь я нипочем не отдам ее Липатову!
* * *
Чудеса начались, как только мы переступила порог квартиры. Мама возилась на кухне, но, увидев нас, все бросила и с умильным лицом выбежала навстречу:
![Большая книга ужасов 75 [сборник]](/storage/book-covers/98/98d2ca9a8319df46fb62f4b7232575454c8d7601.jpg)