Бог паутины: Роман в Интернете
Еремей Парнов — известный российский писатель, публицист, ученый и путешественник, автор научно-фантастических, приключенческих, исторических и детективных произведений, пользующихся неизменным успехом у читателя
В седьмой том включен роман «Бог паутины». Детективный сюжет этого произведения разворачивается в виртуальной реальности: все это может быть, а может, уже было и есть.
| Жанр: | Научная фантастика |
| Серии: | Собрание сочинений в 10 т. №7, Парнов, Еремей. Собрание сочинений в 10 томах №7 |
| Всего страниц: | 188 |
| ISBN: | 5-300-02194-6 |
| Год издания: | 1998 |
| Формат: | Полный |
Бог паутины: Роман в Интернете читать онлайн бесплатно
Бог паутины: Роман в Интернете
Доступ в гипертекст заблокирован комбинацией знаков критского линейного письма — А. Язык неизвестен. Знаки могут быть огласованы по аналогии с критским линейным письмом В. Язык древнегреческий.
Файл 001
Ставит диск Первый диджей — вспоминает «ночь длинных ножей». Ставит Второй — жара невмочь! — вспоминает «хрустальную ночь». И в резонансе взрывается мир! Рев изрыгают жерла мортир!! И в резонансе кровь рвется, как флаг!!! Ночь вспоминает ГУЛАГ!!!
Кромешная темень — пульсирует свет. Адская бездна — спасения нет. Лазерные трассы — крутой излом. Ничего не будет потом.
— Сто на пятьдесят пять. Продолжает падать.
Боль соединяла ее с отторгнутой частью. Боль билась в навязанном ритме с частотой пульса олимпийского спринтера.
— Все будет хорошо… Нервный срыв.
Мрак — туман. Мат — обман.
Сквозь тяжелый металл, сквозь сон, сквозь бред в безвременье, где нет ни после, ни пред.
— … меняются. Вкусы, привычки, я бы даже сказал — характер.
— Этому есть объяснение, коллега. Англичане установили, что по мере беременности мозг женщины теряет в весе. Можно подумать, что она перекачивает в плод свое серое вещество! Абсурд, конечно, но что-то в этом есть…
— Интересное наблюдение.
— Сенсация!.. А после родов начинается восстановление. За те же девять месяцев вес достигает исходной величины.
— Мудра природа. По существу мы ничего не знаем.
— Полагаете? О нет! Кое-что мы все-таки знаем… Опять же английская практика замораживания эмбрионов…
Паутина из тонких лучей. Он не твой, он ничей!
— Не надо, не хочу, ничего не хочу, уберите…
Левшанский взял тяжелую миссию на себя.
— Мне очень жаль, Марго, но ничего нельзя было сделать. Он был обречен с первых минут…
Все правильно: и то, что боролись до последнего, и обреченность, и смерть… Со смертью, однако, обстояло сложнее, но это знал только профессор Серов, проводивший последовательное сканирование мозга. Впрочем, и у него не нашлось бы верных слов. Существуют вещи, которые невозможно понять, оставаясь в здравом рассудке. Люди не готовы принять такое и скорее всего еще долго не смогут принять.
По всем законам, божеским и человеческим, а в данном конкретном случае — номенклатурным, ребенку референта Генерального секретаря полагалось появиться на свет в «Кремлевке». Тот прискорбный или, напротив, отрадный факт, что упомянутый референт не был биологическим, выразимся поделикатнее, отцом будущего гражданина, значения не имеет. Александр Антонович Ларионов не только пребывал в спасительном заблуждении на сей счет, но и вообще не брал в голову такие мелочи. Других забот хватало с избытком.
Так уж сложилась судьба и совпали события, что последние недели беременности пришлись на роковой август 1991 года, когда Генеральный секретарь возвратился из форосского пленения в другую, как писали тогда, страну и вынужден был чуть ли не на следующий день распустить отпавшую от него партию.
Обитатели комплекса зданий на Старой площади покидали свои кабинеты под грозный рев и улюлюканье толпы. Иных пытались даже обыскивать: то ли партийными деньгами интересовались, то ли за секретные документы беспокоились.
Священные красные доски с золотыми письменами были разбиты вдребезги. Кабы знать наперед, чем оно обернется, но лучше не вспоминать…
Денечки — кто бы мог отрицать? — были жаркие, судьбоносные, только при чем здесь отдельно взятая беременность? Кабинеты опечатывались — верно, однако больничное обслуживание шло своим чередом. Никто не давал Четвертому управлению указаний, кого принимать, а кого не принимать в стационар на Калининском или Мичуринском. На передний план вышли привходящие обстоятельства, а не политический катаклизм. Безусловно, события сказались на психическом состоянии матери и, следовательно, могли как-то воздействовать и на плод, но откуда сомнения насчет той же «Кремлевки»? Врачи тогда еще забастовок не объявляли, и обслуживание оставалось на уровне.
Все решили, приходится повторять, привходящие обстоятельства. Профессор Левшанский, главный гинеколог Москвы и добрый приятель Маргариты Валентиновны, обнаружил у нее миому матки. Тридцать пять лет для женщины, благополучно родившей двоих сыновей, не возраст, но, с учетом диагноза, пришлось серьезно задуматься о степени риска.
— Ты твердо намерена сохранить ребенка? — спросил Левшанский, изложив все pro и contra.
— Пусть будет, как будет.
— Оригинальный ответ. А как будет, знаешь?.. То-то и оно, мать, и я не знаю… Ну да ладно, и не такое бывало. Насчет опухоли можешь не волноваться — доброкачественная. Мы ее потом иссечем, что же до остального… Коли решила… Если б не этот казус, я бы не волновался: рожай хоть в пятьдесят. Когда у нас было первое шевеление? — Перелистав ежедневник, он задумчиво уставился в потолок. — Прибавим сюда двадцать два и получится… Лечь тебе, голубушка, придется за три недели до родов. Весь вопрос — куда?
— Думаешь, не пустят? Персона нон грата?
— Ерунда! Пока все осталось по-прежнему, но не советую. И знаешь почему?
