ИСТОРИИ, РАССКАЗАННЫЕ НОЧЬЮ
- Вставайте! - капитан потряс Батурина за плечо.- Скоро Пушкино!
Поезд гремел среди леса. Пар шипел в кустах, как мыльная пена.
Стояла ледяная и горькая осень. По ночам ветер шумно тряс над дощатыми крышами гроздьями стеклянных звезд. Огородные грядки были посыпаны крупной солью мороза. Пахло гарью и старым вином. А в полдень над горизонтом розовым мрамором блистали облака.
Капитан скрутил чудовищную папиросу из рыжего табака, пристально посмотрел на работницу в красном платочке, дремавшую в углу, и спросил ее деревянным голосом:
- Вы рожали?
- Как?
- Детей, говорю, рожали?
- Рожала.
- С болью?
- Да, с болью.
- Напрасно.
Батурин от изумления проснулся, даже привскочил. Свеча отчаянно мигала, умирая в жестяном фонаре. За окном мчались назад, ревя гудками, лязгая десятками колес, обезумевшая ночь, ветер, кусты и леса. Мосты звенели коротко и страшно. Путевые будки налетали с глухим гулом и проносились, затихая, к Москве.
- Вот это шпарит! - Капитан расставил покрепче ноги.- А с болью вы рожали, выходит, зря. От дикости. В Австралии не так рожают.
- Я знаю, что яйца пекут по-караимски,- пробормотал насмешливо Берг,но чтобы рожали по-австралийски - что-то не слышал.
- Вы многого не слышали, к сожалению. За эту тему с вас рубль.
- Ну рубль,- вяло согласился Берг.- Рассказывайте!
Капитан был неистощим. Рассказы сыпались из него, как пшено из лопнувшего мешка. Сначала Берг записывал их, потом бросил, изнемогая от их обилия, не в силах угнаться за веселым капитанским напором.
- Очень просто. Женщине впрыскивают в кровь особый состав, и она рожает во сне. Поняли? Мышцы сокращаются, ребенок выскакивает, все идет гладко. Ни один мускул не сдает. Этот способ практикуется только в Австралии, и то в виде опыта - в тюрьмах над арестантками.
Узнал я об этом в Брисбенской тюрьме. Меня засадили за забастовку моряков,- мы пустили на дно в Брисбене корыто со штрейкбрехерским грузом. В тюрьме я им показал! Надзиратель принес ведро кипятку, чтобы я вымыл пол в камере. Я спрашиваю:
- Будьте добры, скажите, что написано над воротами тюрьмы?
Он удивился.
- Брисбенская тюрьма его величества короля Англии.
- Так пускай король сам моет полы в своей тюрьме, я ему не обязан.
За это меня загнали в карцер. Я схватил дубовую табуретку и с восьми вечера до часу ночи лупил в дверь изо всех сил. А парень я, видите, здоровый. Тюрьмы там гулкие, с чугунными лестницами,- чувствуете, что поднялось. Тарарам, гром, крики. Но терпеливые, черти. Молчали. Только в час, когда я сделал передышку, пришел начальник тюрьмы.
- Как дела? - спросил он ласково.
- Благодарю вас, сэр.
- Вы намерены еще продолжать?
- Вот отдохну малость и начну снова.
Он пожал плечами и ушел. Я колотил с двух часов ночи до десяти утра. В десять утра меня вернули в мою камеру,- пол был начисто вымыт.
- Это не арестант, а дьявол,- говорили сторожа.- Из-за его джаз-банда арестантка номер восемнадцать родила на месяц раньше срока.
- Ребенок жив? - спросил я.
- Жив.
Я написал ей поздравление на клочке конверта и передал в лазарет.
"Простите, миледи,- писал я,- что из-за меня вам пришлось поторопиться".
Она была дочь мелкого фермера и сидела за убийство мужа. Тогда вот я и узнал об этом способе,- она родила во сне здоровую девочку. Я видел ее в саду при лазарете. Меня тоже потащили в лазарет: я симулировал падучую. Я испортил им много крови.
- Вот! - Капитан вытащил из кармана синюю толстенькую книжку.- Вот описание этого способа. Книга издана в Сиднее. Я перевожу ее на русский, Семашко издаст, и я заработаю на этом деле не меньше ста "червей".
Капитан начал развивать изумительные перспективы,- новый способ рожать приведет к неслыханному изобилию, женщины будут рожать каждый год, республика завоюет весь мир.
- Матери поставят вам памятник на вашей родине в Мариуполе,- сказал Берг.- Вашим именем будут называть детей. Вы будете богом женского плодородия, и бронзовые пеленки,- Берг вдохновился,- бронзовые пеленки будут обвивать пьедестал вашего памятника лавровым венком. В вашу честь Прокофьев напишет марш грудных детей,- торжественный марш под аккомпанемент сосок. Рыбий жир, чудесный рыбий жир будет переименован в жир капитана Кравченко.
Работница засмеялась.
В черноте блеснули туманные огни джутовой фабрики. Проревел гудок.
- Ну, выметайтесь,- предложил капитан.- Приехали.
Дача стояла на краю леса, на отлете. Капитан каждый раз, когда подходил к ней, останавливался и спрашивал:
- Чувствуете - воздух?
Пахло колодезной водой и глухой осенью. Батурин растирал между пальцами желтые листья, и от пальцев шел запах горечи. Свежесть ветра, дождя и похолодевших рек пропитывала опадающую, почти невесомую листву. Осень умирала. Смерть ее была похожа на чуткий сон,- зима изредка уже порошила по золотым деревьям и мокрой траве реденьким и осторожным снегом.
Осенняя свежесть продувала всю дачу, особенно капитанскую комнату, похожую на ящик от сигар.
Капитан любил плакаты пароходных компаний (Рояль - Мейль - Канада, Мессажери Маритим, Совторгфлота, Ллойд Триестино и многих других) и заклеил ими дощатые стены. Плакаты гипнотизировали белок. Распушив хвосты, они сидели на березе против капитанского окна и, вытаращив булавочные глаза, цепенели перед черными тушами кораблей и белыми маяками на канареечных берегах. Крапал дождь, и виденье экзотических стран застилало беличьи глазки синей пленкой слез и восторга.
