Такого сволочного утра я уже давно не помнил. Вчерашний день выдался на редкость насыщенным по части возлияний. Человек я тренированный и здоровый физически, но даже мне, с некоторой подготовкой, стало муторно, особенно после того, как в конце дня заявился Валентин с объемистой коробкой — купил-таки видеомагнитофон, одолел финансовые трудности и, как честный человек, выставил угощение. Поэтому голова у меня не то чтобы сильно, но трещала. Я вспомнил своего шефа, который по поводу любой головной боли говорил, что пить надо чистые напитки. С тех пор как мы с женой, официально не оформив развод, жили в одной квартире как соседи, я все делал сам. Впрочем, и не будучи соломенным вдовцом, я частенько самостоятельно готовил завтраки. Было бы из чего. Сегодня, заглянув в холодильник, я с грустью заметил, что все мои припасы кончились, потому что по безалаберности начисто забыл о хлебе насущном. На выделенной мне полке в кухонном столе сиротски стояла поваренная соль рядом с повидлом, судя по окаменелости, очень давнего происхождения. Здесь же валялась четвертушка хлеба — об дорогу не расшибешь. На него бы и мышь не позарилась. Оставалась, правда, какая то пайковая крупа, но не кашу же мне варить поутру, с бодуна?! Надо было идти на поклон к жене. Желудок укоризненно урчал, сетуя и жалуясь мне же. Он живо чувствовал разницу и скучал по налаженному домашнему очагу и по тем припасам всякой всячины, что заготавливала моя добычливая супружница. Только сумасшедший в наше время не делает припасов. Или самоубийца. Меня, скорее всего, можно было отнести к первой категории, потому что я работал в уголовном розыске, в отделе по особым… хотя, думаю, это неважно. Завтракая милостью своей жены, я всерьез подумывал о том, что надо бы, в конце концов, выяснить с ней отношения. Или замириться, или развестись к чертовой матери. Заниматься ни тем, ни другим мне было некогда, а главное, не особенно хотелось. Сегодня первый раз выпал снег, резко похолодало, и, наверное, по этому случаю отключили горячую воду. День начинался таким образом, что ничего хорошего ожидать не приходилось.
Я знаю за собой дурацкую особенность. Стоит повалить первому снегу, как у меня появляется тоскливое настроение, неотвратимое, как любой физиологический процесс. Я занимаюсь самоедством и прикидываю: и это не успел, и то опоздал. Подвожу итоги, одним словом. Откуда взялась эта вредная привычка, я не помню. Подозреваю, что, несмотря на свою профессию, у меня была душа тонкого лирического поэта, а может, как всякий непутевый мужик, я тосковал по упорядоченной жизни. Это настроение прорывалось наружу в самое неподходящее время и требовало к себе уважительного отношения. Пренебрегать им я бы сам себе не посоветовал.
Чтобы встряхнуться, нужна была разрядка. Я надеялся на что-то чрезвычайное, но то, что ожидало меня впереди, переплюнуло все самые смелые предположения, будь они у меня тогда.
На работу я выехал минут на десять раньше обычного времени, но это вовсе не означало, что доберусь туда вовремя. Мой «жигуленок» давным-давно нуждался в починке, но дать ему настоящий, хороший ремонт я не мог: мне всегда не хватало двух-трех часов в день, чтобы жить по-человечески. И денег.
Недавно мой начальник, выслушав про очередное дорожное происшествие, съязвил: «Слушай, Агеев, мне кажется, в следующий раз, судя по тому, как развиваются события, вместо тебя в отдел принесут мешок с костями, и это будет все, что от тебя останется». Мой шеф, конечно, несколько сгустил краски: в таком случае могут вернуть лишь джинсы с кроссовками — это будет профессиональным подходом к делу. Впрочем, отдаю должное, с юмором у него полный порядок, но он был недалек от истины. Правда, и выполняя свои непосредственные обязанности, я мог закончить с таким же результатом.
Еще издали я понял, что гаишник, торчавший на раз вилке перед Кутузовским как похабный кукиш, ко мне привяжется. Оперативное чутье меня никогда не подводило.
Гоняя на служебной машине, иногда приходилось выделывать такие виражи, что у бывалых водителей испарина появлялась. В такие моменты правила дорожного движения только мешали и выполнялись лишь в случае крайней необходимости. У нас всегда был творческий подход к работе. Сейчас я обиделся: едешь чинно-благородно, не нарушаешь, а тут… Нашел, едреныть, кому хвост защемлять. Бог подаст…
После утреннего унижения перед женой я решил взять реванш. И повел себя вызывающе. Газанул так, что у будочника глаза на лоб вылезли от моей наглости. Наверняка он принял меня за ненормального. И оставил в покое, излив свой праведный гнев на шедшего следом «вольво». Правильно, отец, с меня ты шиш чего получишь, а там, глядишь, и пополнишь свои кровные, трудовые…
Если бы я остановился, как законопослушный гражданин, то опоздал бы на работу. И уж, конечно, пропустил карауливший меня телефонный звонок.
Еще на пороге комнаты я услышал, как заливается телефон на столе. Вроде бы и некому, прикинул я, не торопясь кинуться к трубке. Звонки не прекращались. Кто-то домогался меня со страшной силой.
Ровно в девять мог звонить человек, хорошо осведомленный о распорядке дня, потому что, как правило, лишь с утра меня можно было застать на месте, если я вообще находился в Москве. Отлавливать оперативника в течение рабочего дня — все равно что пытаться залучить в сачок солнечный зайчик.