Ю.Семенов
Бирюсовая коса
В Волге купаются звезды. Когда по самой середине проходит танкер, звезды исчезают, а вместо них появляются на воде стремительные голубые молнии. Они налетают друг на друга, раскалываются, снова соединяются, а потом, когда проходит последняя волна, зыбко и таинственно пропадают. И снова звезды купаются в Волге, и снова река спокойна и безмятежна.
На тони - маленьком участке песчаной косы, где обосновалась рыболовецкая бригада,- в молчании стоят люди. Они стоят плечом к плечу, настороженные и спокойные, будто сошедшие с кентовских линогравюр. Они следят за катерком, который ушел метать невод. Он уже не слышен, этот маленький катерок. Видны только два его глаза - красный и отчаянно-зеленый, будто кошачий.
Начальник трех тоней Стариков стоит чуть поодаль. Он неторопливо курит и смотрит в ту сторону, где работают люди. Я слежу за ним и никак не могу понять, куда же он смотрит. Темно ведь, ни зги не видно. Ночь остается ночью, смотри ее просто глазом или в бинокль. Я смотрю на Старикова, наблюдающего за рыбаками в полной темноте, и смеюсь.
- Ты чего? - спрашивает он. - На Машуню смотришь, что ль?
- На кого?
- Да на Машуньку... Слева она стоит, около Кузьмича. Черт девка руками машет, а ведь не работает ни-ни.
- Неужто видишь?
- А чего!.. Вижу, конечно. Не видал бы, не говорил.
Я иду к рыбакам удостовериться. И действительно ведь видит! Машуня, голубоглазая красавица, еле притрагивается к канату, которым подтягивают невод. За нее вовсю тянет Пашка.
- Марья! - негромко кричит с косы Стариков.- Ты давай!
- Странно вы говорите, Николай Трофимович,- отзывается Машуня певучим и томным голосом,- я замаялася вся, а вы попрекаете.
- Я те попрекну на зарплате,- усмехается Стариков и, чиркнув спичкой, закуривает. - Ишь, нашла Пашку - жилы с него вить!
- Работает она, - обиженно говорит Пашка, - чего напраслину-то говорите?..
Стариков идет к лодке фонарщика Акима.
- Вылазь, - говорит он парню, - я сам.
И уплывает в кромешную темноту.
Потом лодку со Стариковым подтягивают к берегу. Он цепко держит веревки огромного "кошеля" и говорит:
- Есть вроде бы маленько...
В кошеле мечутся здоровенные осетры, каждый килограммов на сто.
- Ага! - кричит Стариков торжествующе и по-мальчишески радостно. Пошла, чертяка!
Нагнувшись, он хватает здоровенного осетра за "усы", вскидывает его на грудь, целует рыбу в брюхо и, охнув, кидает на дно баркаса, подогнанного фонарщиком Акимом.
После Стариков уходит к своей лодке, нахмуренный и серьезный. Он садится к рулю и говорит бригадиру Кузьмичу скучным голосом:
- Ну, давай! Держи в таком ключе.
Он обманывает меня, Кузьмича и себя самого, когда говорит таким скучным голосом.
Я-то знаю, как он рад, я-то вижу, что в глазах у него - как в реке звезды! А он не видит свои глаза и поэтому говорит сухо и скучно:
- Пока, до свиданья. На левый берег поеду. К утру вернусь.
Подружка моя осетра поймала!
За жабры взяла и к груди прижала!
вдруг отчаянно-высоко и смешливо заводит Машуня. Стариков качает головой, хочет сохранить обычную свою серьезность, но не может. Он наклоняется к мотору баркаса и, закрывшись плечом, тихонько смеется...
Пойманных осетров хранят в прорезях - в маленьких баркасах, заполненных водой почти до самого борта.
Рано утром две такие прорези Пашка и Машуня погнали на приемный пункт. Машуня стояла на корме, лущила семечки и грелась на солнце, а Пашка обливался потом, отталкиваясь шестом: как-никак, а две прорези - не одна. В каждой штук по двадцать осетров.
Солнце поднималось над рекой, разгоняя белый клочковатый туман. Камыши из грязно-серых делались зелеными, а река становилась по-особому легкой и прозрачной, утренней.
На приемном пункте - большой барже, к которой подогнано штук тридцать прорезей под улов стариковских тоней, - стоит Ленька-приемщик здоровенный рыжий детина.
На правой руке у него вытатуировано: "Нет счастья в жизни", а на левой, с грамматической ошибкой: "Ни забуду мать родную".
Ленька стоит в позе Наполеона, скрестив руки на большом животе, и смотрит на приближающиеся прорези Машуни и Пашки. Потом он отходит к весам, сливает на них ведро воды, достает из маленького сейфа бумагу с карандашом, все это кладет на стол и сверху придавливает подковообразной гирей.
- Здоров, акула! - кричит Пашка, уцепившись за борт баржи. Кряхтя, он подводит обе прорези вплотную к приемному пункту, заматывает канат за большой чугунный шпиндель и потом легко вспрыгивает к Леньке.
Ленька хмыкает под нос и рассматривает Машуню, не отвечая на Пашкино приветствие.
- Здравствуй, детка, - говорит он тонким голосом. - Привезла рыбку?
- Привезла, - отвечает Машуня. - Пузо бы подтянул, смотреть противно!
- А ты не гляди.
- Ишь, приказывать будет!..
- А чего? Женщина приказ любит, - смеется Ленька, - у ней характер, как у ефрейтора.
- Давай, давай, - сердито говорит Пашка, надевая рукавицы, - рыбу принимай!
И спрыгивает вниз, в прорезь. Он хватает осетров за "усы", поднимает и перебрасывает их на баржу. Машуня подхватывает рыбу и кидает на весы. Ленька орудует гирями, потом кидается к столу и быстро записывает вес на замусоленный клочок бумаги.
![Камешки на ладони [журнал «Наш современник», 1990, № 6]](/storage/book-covers/a8/a894e9dfa835c638eeb9ba7e592b34226a6720c4.jpg)