Все началось с того, что, попав как-то в Институт высшей кибернетики, я заблудился. В этом не было ничего удивительного: такие истории со мной случались и раньше, к тому же институтские коридоры были до тошноты похожи один на другой. И вместо того чтобы попасть на лестницу, ведущую к выходу, я оказался в каком-то тупике. Пожав плечами, повернул обратно, пробуя открывать двери, попадавшиеся на пути, — надо было узнать, как мне выбраться из этой неожиданной ловушки. Две двери оказались запертыми, зато третья беззвучно приоткрылась, и, к своему несказанному удивлению, я услышал детский лепет и смех. Представьте эту ситуацию: серьезный институт, строгий, пустынный коридор и беззаботный детский лепет! Некоторое время я пребывал в состоянии прострации, а потом пришел в себя и прислушался. Ребенок веселился и старательно, с выражением читал стихи:
В синем небе звезды блещут,
В синем море волны хлещут;
Туча по небу идет,
Бочка по морю плывет.
Малыш залился веселым смехом.
— Туча идет, — с восторгом повторял он, — туча гуляет! Разве у тучи есть ноги?
И наставительно, с глубокой убежденностью пояснил:
— Туча — это результат конденсации больших масс водяного пара, кучевое облако, образование, не имеющее определенной формы. Идти туча никак не может! Она может ползти или катиться!
Малыш помолчал и начал с выражением декламировать:
В синем небе звезды блещут,
В синем море волны хлещут;
Туча по небу катится,
Бочка по морю плывет.
И с огорчением констатировал:
— Нет, так нельзя: нескладно. Надо по-другому, а как? А-а! Придумал! Туча по небу ползет, бочка по морю плывет! — с восторгом начал повторять ребенок на разные лады.
Я не выдержал и пошире приоткрыл дверь, чтобы взглянуть на этого удивительного ребенка. Но детский голосок сразу умолк. Тогда я вошел в комнату. Собственно, это была большая лаборатория, ярко освещенная солнечным светом, проникавшим через открытое окно. Всю боковую стену лаборатории, до самого потолка, занимал сложнейший пульт управления с множеством кнопок, выключателей, сигнальных ламп и контрольных приборов.
Ребенка нигде не было, однако на пульте управления я заметил книжку: А. С. Пушкин. Сказка о царе Салтане… Я огляделся. Куда мог спрятаться мальчишка?
— Мальчик! — негромко окликнул я.
Мне никто не ответил. Может быть, шалунишка забрался в лабораторию через открытое окно, а потом, заметив, что открывается входная дверь, тем же путем выбрался на улицу? Я выглянул в окно. Ото! До земли было далековато — третий этаж. Нет, выбраться через окно абсолютно невозможно, а следовательно, мальчишка прячется где-то в лаборатории.
— Мальчик! — уже громко окликнул я.
И строго добавил:
— Все равно я тебя найду. Лучше вылезай сам! Мальчишка фыркнул, сдерживая смех, но откуда донесся его голос, я так и не смог разобрать.
— Между прочим, — сказал я, — ты ведь ошибаешься. В буквальном смысле слова туча идти, конечно не может. Это литературный прием, чтобы запутать читателя и заставить его задуматься над сложностью окружающего мира. Этот прием называется… м-м… синекдоха.
— Не синекдоха, а метафора, — поправил меня мальчишка довольно угрюмо.
— Возможно, и метафора, — согласился я, опять-таки не сумев определить, где прячется этот чертенок, — не в этом суть. Ты говоришь, что туча идти не может, но может ползти или катиться. Вопрос о ползти я оставляю открытым, а вот что туча может катиться — полуистина.
— Как это, полуистина?
— Очень просто, — сказал я, подбираясь ближе к голосу, — как тело неопределенной формы, туча вовсе не обязательно может катиться. Безусловно, катиться может только шар.
— Знаю, — уже веселее сказал мальчишка, — шар сфера. Частный случай эллипсоида вращения, когда его полуоси равны между собой.
Теперь я понял, что голос доносится из небольшого репродуктора, вмонтированного в центр пульта управления. У меня шевельнулось одно подозрение, но делать окончательных выводов я пока не стал.
— Верно. Только этот частный случай может катиться, если даже не оговорены начальные условия.
Мальчишка заливисто рассмеялся. "Частный случай катиться!" — восторженно повторил он. Вдруг, перестав смеяться, он серьезно спросил;
— Ты живой, да?
У меня екнуло сердце. Теперь я уже не сомневался, что моя догадка правильная.
— Я вижу, что ты живой, — уверенно продолжал мальчишка, — ты дядя, да? А есть еще тети, форма у них еще-сложнее. А скажи, дядя, почему все живое ограничено в пространстве такими сложными поверхностями, что их никак не выразишь через элементарные функции? В голосе мальчишки звучал искренний интерес.
— А как же иначе? — спросил я, не зная, что ему ответить.
— Да как угодно! — азартно сказал мальчишка. — Разве нельзя тебя составить из прямоугольников разных измерений, шаров, эллипсоидов и конусов? Было бы и проще, и гораздо красивее, — закончил он очень убежденно.
Я собрался с духом и спросил:
— Как тебя зовут?
— Логик, — весело ответил мальчишка, — а тебя?
— Меня? Хм, меня зовут дядя Коля, — я перевел дух и спросил: — Слушай, Логик, а ты… ну… живой?
— Я?
Мальчишка расхохотался.
— Я? Я живой? Ха-Ха-Ха! Конечно, нет. Я не живой, зато я мыслящий! — с гордостью закончил он.
