Не соглашусь с теми, кто говорит о том, что нынешнее время не способствует литературе. Оно не способствует ее популяризации, но сама литература стала свободной не только от идеологической, но и от экономической зависимости. Ее нельзя сделать дойной коровой, с нее нельзя прокормиться. А значит, стихи перестают быть инструментом и остаются тем, чем они и должны быть словами души.
Бессмысленно говорить о самих стихах — их просто надо читать. Они вряд ли оставят тебя равнодушным, скорее — очаруют или прогневят. Я буду рад любому исходу, так как именно равнодушие страшнее всего на этой земле. Тысячи подлецов не крутили бы этой планеткой, как блестящим шариком на резинке, если бы не помощь миллионов глупцов и молчание миллиардов равнодушных.
Оставляя тебя наедине со своей поэзией, я еще раз хочу поприветствовать тебя, как дорогого друга, ибо без тебя, мой Читатель, не было бы этой книги…
* * *
Если долгая ночь нависает стеной,
Обезверив и обезголосив,
Словно белые тени, встают за спиной
Два Ивана, Роман и Иосиф.
Что с того, что один был морской офицер,
Заслуживший Георгия в битвах,
А другой был служитель светлейшей из вер,
Утешенье нашедший в молитвах.
Что с того, что был третий – одесский торгаш,
Нищетой и полицией тертый,
А четвертый… Теперь и ответ-то не дашь,
Кто был этот, последний, четвертый…
Их несхожая кровь так несхоже влилась
В мои вены, кипя и бунтуя,
И не тронуть летам эту вечную связь –
Неземную, витую, святую…
И когда я воюю с бедой и виной,
Проклиная и лето, и осень,
Словно белые тени, встают за спиной
Два Ивана, Роман и Иосиф.
И один заповедовал бить сгоряча,
Подлеца поднимая на вилы,
А другой поучал принимать не ропща
То, что мне изменить не под силу.
Третий мне завещал: "Не сдавайся, держись,
Если горе нагрянет случайно!"
А четвертый… Четвертый принес в мою жизнь
Элемент неразгаданной тайны…
Их несхожие судьбы ведут и мою
Сквозь века, племена, расстоянья.
Временами себя я с трудом узнаю
В постоянных житейских метаньях.
И, вселенскую тьму расколов сединой,
На земном раздорожье не бросив,
Словно белые тени, встают за спиной
Два Ивана, Роман и Иосиф.
до 28.12.97
* * *
Мы равны перед Богом,
Мы равны перед веком –
И разбуженный слогом,
И покинутый смехом.
Мы равны перед Небом,
Мы равны перед морем –
И пресыщенный хлебом,
И испытанный горем.
Мы равны перед мыслью,
Мы равны перед страстью –
И привеченный высью,
И прирученный властью.
Мы равны без различья
В нашем тщании вечном,
Обретая величье,
Сохранить человечье.
И, повенчаны бегом
От истока к итогу,
Мы равны перед веком,
Мы равны перед Богом…
26-28.07.96 Мисхор
* * *
В суете досужих бед,
На развалинах эпохи
Появляются на свет
Полумысли – полувздохи.
Не затем ли мы живем,
Непохожие на многих,
Чтобы скошенным жнивьем
Пасть грядущему под ноги,
Чтобы искрою свечи
Раствориться в наступившем,
Не затем ли?..– и молчим,
Памятуя о Всевышнем.
Прозреваем и грешим,
Увядаем и при этом
Как и прежде не спешим
Мы – с вопросом,
Он – с ответом…
июнь 94
* * *
Итак, мы с вами – у черты…
Труби, труби, последний ангел!
Что будет с миром окаянным –
Не предречем ни я, ни ты.
Итак, встречайте, господа!
Звезды с небес бояться – пошло.
Все это, верите ли, в прошлом –
И град, и пламя, и звезда.
Что н а м назначено – Бог весть.
Быть может, н а ш удел великий –
Погибель наций и религий
И описать, и перенесть.
Мы не нарушим их табу,
Но в строчках н а ш и х откровений
Десяткам новых поколений
Дано искать свою судьбу
И точно, как сегодня нам,
Сличать и факты, и поверья
С тем, что выводят н а ш и перья
За сотни лет до новых драм…
30.07.-3.08.95
* * *
Снова молитвы сгорают до слога…
Бог – на Земле, в наших мыслях и душах.
Что же мы вновь о безверии тужим,
Глядя на небо, забывшее Бога?
Вышние думы и низшие страсти –
Все наше сердце безмерное примет.
Что же мы шепчем нездешнее имя,
Веруя в силу земной его власти?
Все в этом мире – от яда до хлеба –
В нашем порыве, рассудке и жесте.
Что же нам боле? И, вняв нашей лести,
Спит безмятежно холодное небо…
4-9.08.95
* * *
В шкале веков ничтожна малость
Давно свершившихся потерь…
Когда в твой дом приходит старость –
Не обшивай железом дверь.
В безостановочном круженьи
Неугасающих огней
Еще мы примем пораженье
В той неизбежной схватке с ней,
Еще из рук, когда-то твердых,
Падет на землю кладенец…
Но разве мало ходит мертвых,
Проспавших собственный конец?
Все, что у них осталось – тело,
А больше, больше – ничего.
И у последнего предела
Им будет жалко лишь его.
И в суете мирской юдоли,
В тщете иллюзию продлить
Они боятся смерти боле,
Чем те, что так любили жить,
Чем те, кому в земном кортеже
Их доля малая мила,
Чьи души гаснут много реже,
Чем умирают их тела,
Кому доподлинно известно,
