КЛАЙВ БАРКЕР
«БЕДЕ НАВСТРЕЧУ»
Clive Barker, “Coming to Grief”, 1988 ©
Мириам не срезала путь по тропинке вдоль края карьера почти восемнадцать лет. Восемнадцать лет другой жизни, совершенно не похожей на ту, какую она вела в этом полузабытом городе. Когда-то она покинула Ливерпуль, чтобы познать мир. Повзрослеть. Добиться успеха. Научиться жить. И, ей-богу, разве не получилось? Из наивной, напуганной девятнадцатилетней девчушки, много лет назад ходившей по этой тропе, она превратилась в утонченную светскую женщину. Муж боготворит. Дочь растет копией мамы. Все обожают.
Тем не менее, стоило шагнуть на запущенную гравийную дорожку по краю пропасти, как в пятке будто открылась рана, и все самообладание, вся уверенность в себе, обретенные с таким трудом, вытекают во мрак, словно она никогда не покидала родной город, никогда не превращалась в зрелую женщину. Она точно так же не готова ко встрече с этим стометровым отрезком вдоль высокой стены, как в пору своего восемнадцатилетия. Те же сомнения, те же воображаемые ужасы, которые всегда преследовали ее в этом месте, теперь липнут к изнанке черепа, нашептывая о непреложности тайн. Дурацкие страхи, порожденные уличными сплетнями и детскими суевериями, никуда не делись. Даже сейчас те давние байки имеют над нею власть. Рассказы о мужчинах с крюками вместо рук, тайных любовниках, убитых во время соития, — десятки разносимых молвой историй о бесчинствах, чей источник, чье средоточие ее буйное и чрезмерно пылкое воображение неизменно видело тут, на Тропе духов.
Так называют ее в здешних местах, и таковой она навсегда для нее останется — Тропой духов. Вместо того, чтобы растерять силу с годами, она лишь ее нарастила. Преуспела, как преуспела сама Мириам, нашла свое призвание, как она — свое. Прошедшие годы научили радоваться жизни и, вероятно, этим ослабили. Зато Тропа — о, Тропа! — напитавшись собственной неудовлетворенностью, укрепилась в желании заполучить улизнувшую добычу. Возможно, с течением времени она подкармливалась, поддерживая силы, но в глубине своего непоколебимого сердца, чтобы остаться живой, нуждалась только в одном — уверенности в окончательной победе. Да, никаких сомнений: битвы с собственной слабостью не завершены. Они едва начались.
Мириам попыталась пройти несколько метров, но запнулась и встала, чувствуя, как хорошо знакомая паника превращает ноги в свинец. Ночь полнилась звуками. С гулом пролетел над головой самолет — будто одинокий вопль во тьме. Мать позвала с улицы ребенка. Однако здесь, на самой Тропе, признаки жизни казались безмерно далекими и не приносили ей спокойствия. Проклиная собственную впечатлительность, Мириам повернула назад и под теплым моросящим дождем пустилась в долгий обходной путь домой.
Наверное, горе, откормившись на ней, высосало волю к борьбе. Через два дня, когда мамины похороны останутся позади и чувство потери притупится, она сможет смотреть в будущее просто, и тогда Тропа духов предстанет в истинном свете. Окажется лишь загаженной, поросшей сорняками гравийной дорожкой. А пока приходится мокнуть, добираясь домой безопасным путем.
Сам по себе карьер не такое уж страшное место, как и дорога по его краю. Ее боится лишь она. Насколько известно, на этом отвратительном коротком отрезке вдоль стены никого не убили, не изнасиловали, не ограбили. Обычная общая тропинка, не больше и не меньше — скверно ухоженный, скверно освещенный путь вдоль края бывшего карьера, теперь превращенного в городскую свалку. Стена, которая не дает прохожим упасть и разбиться насмерть, построена из обыкновенного красного кирпича. Высота метра три, чтобы никто не видел пропасть по ту сторону, а поверху вмурованы осколки молочных бутылок. Сама тропа, когда-то асфальтированная, со временем потрескалась из-за просадок грунта, и городские власти, вместо того, чтобы обновить покрытие, насыпали сверху гравия. Если сорняки и косят, то крайне редко. На скудном клочке у подножия стены жгучая крапива вымахивает ростом с ребенка, точно так же, как и цветы с тошнотворным запахом и неизвестным названием, которые в разгар лета становятся Меккой для пчел. Все это — стена, гравий и сорняки — исчерпывающе описывает место.
Впрочем, во сне Мириам пускалась в головокружительные приключения: ее ладони обретали волшебную защиту от острого стекла и покоряли эту стену, а потом она вглядывалась с крутого, уходящего все ниже и ниже обрыва в черное сердце карьера. На дне стоял непроницаемый мрак, но где-то в нем было озеро зеленой прогорклой воды. Его, эту замусоренную лужу, было видно с другой, безопасной стороны. Вот откуда Мириам в своих снах знала, что озеро там. А еще, ступая по безвредным осколкам стекла, бросая вызов гравитации и искушая судьбу, она знала, что истинное зло, которое промышляет на этой скале, ее видит и даже сейчас карабкается к ней, подтягиваясь по крутому склону на когтистых руках. Только в своих приключениях она всегда просыпалась до того, как безымянная тварь успевала схватить ее за легко переступающие ноги, и радость побега исцеляла страх как минимум до следующего сна.
