Виктория Макарова, 7 утра, 23 марта 1996 года, стрелковый тир.
Серая фигура на несколько секунд появилась в освещенном пространстве. Мгновенно грохнул выстрел; потом следующий… Гильзы одна за другой со звоном посыпались за спину стрелка. Едкий запах пороха распространился в помещении, и без того насквозь пропитанном дымом.
Виктория заглянула в смотровую трубу. Удовлетворенно сжала губы.
— Кажется, попала… — она любила так пошутить.
— Как обычно, голубушка, — старик, не утративший в свои годы зоркости, не нуждался в зрительной трубе, чтобы оценить результаты стрельбы. — Стабильность результата, как известно, залог успеха. Ты в хорошей форме, — он с удовольствием хвалил девушку, она была ему симпатична. — Постреляешь сегодня из спортивного оружия?
— Нет, Порфирий Корнеевич, спасибо, — отказалась Виктория. — Настроение сейчас немного не то. Да и надо на службу пораньше.
Девушка уселась за столик, разобрала личное оружие и принялась за чистку и смазку частей.
Работа спорилась у нее в руках. Сразу было видно, что оружие очень нравится Виктории. Если человеку что-то нравится, это невозможно скрыть. И дело, которое нравится, получается лучше всех иных дел.
— Лихорадит Дом? — то ли спросил, то ли просто заметил служащий тира.
Виктория, не отрываясь от дела, кивнула:
— Да, конечно, скоро выборы… Наверняка предстоит предвыборная поездка. Думаю, вы представляете уровень сложности… Исключить надо любые неожиданности, — девушка улыбнулась краешками губ. — И Президента прикрывать грудью… Да у нас всегда хлопоты, тихо не бывает.
— Понимаю, понимаю, голубушка, — закивал старик, глядя на Викторию с нескрываемым уважением. — Передавай привет от меня Науму Степановичу, совсем что-то в тире бывать перестал. Раньше-то любил.
Девушка заканчивала со смазкой:
— Хорошо, Порфирий Корнеевич. Сегодня же увижу его и передам. Правда, ему теперь не до личных разговоров. Крутится как белка в колесе…
— Конечно, конечно, голубушка… — служащий тира развел руками. — Понятное дело, ответственность… Не всякому под силу тянуть такой воз.
— А вы как? Постреливаете? — из деликатности полюбопытствовала девушка.
Старик усмехнулся:
— Да только глазами, считай, и постреливаю, — он взялся метлой сметать с пола гильзы.
— Вы скромничаете. Я видела, сколько у вас призов…
— Прошли эти времена. Будто и не со мной было.
Девушка поднялась.
Небольшой пистолет итальянского производства скользнул в кобуру из тонкой кожи под мышку за левую грудь.
Виктория скинула черный халат и в строгом деловом костюме вышла из зала стендовой стрельбы.
В комнате ожидания она осмотрела себя в зеркало, воспользовалась дезодорантом, отбивая запах пороха. Увы, этот запах не всем приятен. Расправила складочку на рукаве пиджака и двинулась по коридору прочь…
Старик, опершись на черенок метлы, все щурился на мишень, тихонько качал головой:
— Это же надо!.. Пришла, выбила всю десятку, словно ножницами вырезала, и ушла… И внешностью одарил Господь, и не дура… — старик вздохнул и почесал заросший щетиной подбородок.
Александр Бондарович, 8 утра, 23 марта 1996 года, Садовое кольцо.
Молодой парень в штатском ловко вел автомобиль; одним глазом посматривал на дорогу, а другим на Бондаровича:
— Читал я сегодня, Александр Владимирович, из-за чего подняли опять шум с перезахоронением Ильича. Оказывается, генная инженерия скоро позволит вырастить точную копию человека по одной клетке…
Бондарович, известный в тесном кругу друзей и сослуживцев под прозвищем Банда, усмехнулся:
— Копию человека? Это же будет катастрофа…
Молодой водитель, сделав значительные глаза, ловко сворачивал с улицы в тесный проулок:
— Да… Шотландцы уже получили овцу — точную копию матери-овцы.
Банда удивился:
— А наши?
— Наши пока дальше тутового шелкопряда не потянули. Но, пишут в журнале, что есть новые разработки, которые позволят вплотную подойти к дублированию человека… — водитель засмеялся. — Вот правительство и боится, что коммунисты вождя себе восстановят и снова революцию устроят, как в семнадцатом. Поэтому в правительстве и хотят его, сердечного, кремировать поскорее… Верят в роль личности в истории. А вы верите, что все можно опять перевернуть?
Александр задумался на минуту:
— Отчего ж нельзя?.. Повернули в одну сторону, могут повернуть и в другую. Я не верю политикам, которые утверждают, что процессы стали необратимыми… И вообще я не верю политикам.
— Всем?
— Подавляющему большинству.
— Интересная позиция, товарищ майор.
— Понимаешь, порядочный человек не идет в политику. А если и хочет попробовать, то его не пускают… его же принципы. В политике грязно все…
Шофер кивнул:
— Я согласен. Как в общественном туалете, в котором дышать не хочется… Лично я никогда бы не пошел в политику… Гораздо интересней бандитов ловить. Тут все ясно: вот ты, а вот бандит… А в политике попробуй разбери, где друг, где враг: все тебе улыбаются, все тебе руку жмут, обещают с три короба… Нет, не пошел бы я — определенно…
Две «девятки» одна за другой уже неслись по Кольцевой. Не было на них никаких специальных знаков и отметин; их уже лет пять как прекратили ставить на скрытое патрулирование. Секретные знаки, которыми раньше их помечали, в сегодняшней разудалой Москве становились известны преступникам едва ли не быстрее, чем своим — постовым. Преступники научились покупать информацию, научились находить тех, кто не прочь был ее продать, и не жалели на это средств. Так что и толку от знаков не было никакого, сплошная «засветка».
![Крепкий орешек II. Шесть дней Кондора [сборник]](/storage/book-covers/8c/8c5930280aa7ec8fccf281cccb9a8482874dacc5.jpg)
