Что может быть уютнее заснеженного альпийского городка? Остатки рождественского убранства придают всему особую волнующую прелесть, многочисленные кафешки и бары так и манят зайти, согреться чашкой вкуснейшего кофе или стаканом глинтвейна.
— Какая ты умница, Надька, что вытащила меня сюда! — признался вдруг Семен Романович жене.
— Что это с тобой, Сенечка? До сих пор ты только ворчал.
— Да ничего, просто я вдруг понял, что уже отдохнул. Отоспался, отъелся, да и вообще… привел в порядок душу и мысли. Все‑таки как хорошо иметь жену, которая знает тебя лучше, чем ты сам!
— Что верно, то верно.
— Сколько нам еще тут осталось?
— Три дня. А что, уезжать неохота?
— Неохота! — тяжело вздохнул Семен Романович. — Может, поменяем билеты и останемся еще на недельку?
— Нет, Сеня, ты через три дня взвоешь!
— Не взвою! Здесь так чудесно…
— Не смеши меня! И, главное, слушайся, тогда все будет отлично!
— Да, кажется, ты, как всегда, права, — засмеялся он. — Ну, какие на сегодня планы?
— Какие планы? Пойдем гулять, заглянем в магазинчики, пообедаем.
— Надюш, а давай пообедаем там же, где вчера.
— Давай, сама хотела тебе предложить. Там так готовят седло косули! Пальчики оближешь.
— Я тебя обожаю!
— Ты обожаешь седло косули!
— Спорить не стану, но тебя я обожаю куда сильнее. Он обнял жену.
Они бродили по улицам, накупили какой‑то дребедени, выпили кофе, потом опять бродили, а потом вдруг решили вспомнить детство — пошли кататься на санках с горы. Восторгу обоих не было предела, и Семен Романович, словно чеховский герой, каждый раз шептал жене на ухо:
— Я люблю вас, Наденька!
Надежда Михайловна была очень довольна.
— А я не помню, как звали ту девушку! — со смехом сказала она, когда они влезли в подъемник.
— Я тоже точно не помню, но, кажется, все‑таки именно Наденька! — засмеялся муж.
После пятого спуска Надежда Михайловна решительно сказала:
— Все, хватит! Хорошенького понемножку!
— Согласен, но завтра опять сюда придем, дураки, три дня потеряли! Надо наверстывать! Все, идем обедать, я голоден как волк!
— Хорошо, только зайдем переодеться, у меня снег в сапоги набился и брюки мокрые.
— Описалась со страху?
— Еще чего! — засмеялась она. И подумала: надо его почаще куда‑нибудь вытаскивать, за три дня в этом альпийском раю он стал похож на себя прежнего, молодого.
Через час они входили в тот же ресторан, где обедали вчера.
— Я хочу пива! — заявила вдруг Надежда Михайловна.
— Вот так новость! Ты же не любишь?
— С меня Татьяна взяла слово, что я попробую темное пиво.
— Прекрасно! Наконец‑то и я выпью пива.
— А ты чего воздерживался?
— Так я тоже не большой любитель.
Пиво им подали очень быстро.
— Ох, как вкусно! — простонала Надежда Михайловна, отхлебнув пива. — Мягкое, бархатное просто.
— Да, недурно… Ой, ты глянь, что на улице творится!
За окнами валил снег.
— Ничего себе! — ахнула Надежда Михайловна. — А нас тут не завалит?
— Ерунда, выгребут! — как‑то радостно засмеялся Семен Романович.
В этот момент дверь открылась и вбежала женщина с мальчиком лет семи. Они смеялись, отряхивая друг с друга снег. К ним поспешил молоденький кельнер. Они весело заговорили по‑немецки, видимо, женщину здесь знали. Кельнер помог ей и мальчику раздеться. Они прошли к дальнему столику.
Семен Романович сидел спиной к ним.
— Надь, ты чего?
— Погоди! — отмахнулась от мужа Надежда Михайловна.
— Да что ты там увидела? — он оглянулся. — Ты что, знаешь эту бабенку?
— Нет. Я ее не знаю. Но вот если бы найти актрису с таким лицом… Это был бы идеальный вариант. Просто вылитая наша Марта!
— Ну, милая… Так повезло только однажды Басову, когда он нашел юного Янковского в гостиничном ресторане.
— Да понимаю… Но, главное, я точно знаю теперь, что нам надо искать!
— Я хочу тоже посмотреть. Давай поменяемся местами.
— Давай!
Семен Романович долго смотрел на незнакомую женщину. Вьющиеся каштановые волосы, нежное, чуть скуластое лицо, слегка раскосые глаза, чувственный рот…
— Она, в сущности, некрасивая.
— Она лучше, чем красивая. У нее лицо, от которого глаз не оторвать. В ней есть загадка. И для Марты это лучше, чем красота. Красивых, в конце концов, полно.
— Пожалуй, ты права. В ней действительно чтото есть. И она грустная…
— Это же прекрасно! Образ будет неоднозначным. Кто наша Марта? Суперагент. И некоторая грусть очень даже пригодится…
— Все это очень мило, но не можем же мы снимать немецкую домохозяйку.
— Разумеется, нет, но по крайней мере понятно, что нам следует искать.
В этот момент откуда‑то появился огромный ярко‑рыжий кот. Он с важностью оглядел зал и довольно решительно направился к дверям.
— Боже, какой красавец! — воскликнула Надежда Михайловна. — Кис‑кис‑кис!
Кот не обратил на нее ни малейшего внимания.
Мальчик, сын незнакомки, бросился к коту, чтобы открыть ему дверь.
— Никита! — крикнула женщина. — Не надо, там же метет!
Семен Романович ахнул.
— Она русская. Надя!
— Ну и что? Она же не актриса!
— А я не уверен. У нее поставленный голос!
— Ерунда, ты не мог определить это по одной фразе.
Семен Романович был бледен, и у него дергалось веко. Явный признак сильного воодушевления.
— Надя, ты сейчас же подойдешь к ней и спросишь.
