Облака разошлись, и на недавно кошенный луг, между сосновым бором и тихой, но полноводной рекой Вымь, упали желтые лучи круглой холодной луны. Оказавшись на свету, встрепенулись и громче застонали лягушки, застрекотали сразу несколько цикад, в лесу недовольно чирикнули птицы. От воды потянуло слабым запахом мятой осоки; дрогнули камыши, между которыми паслась невидимая в черной воде рыба.
– Ты глянь, луна-то какая, Тройчата! – откинулся на спину безусый паренек, лежащий у костра. Он был совсем юн, лет шестнадцати, но толстая кожаная куртка, широкий ремень с петлями для оружия, легкий железный топорик под рукой и лежащее чуть далее копье с похожим на ладошку наконечником выдавали в мальчишке воина. – Сказывают, в такие ночи лесные люди в зверей перекидываются и на охоту выходят.
– Неужели ты веришь в эти бабьи побасенки, Щипач? – отозвался второй воин, сидящий по другую сторону костра на круглом потрепанном щите. Он тоже был одет в толстый кожаный панцирь и опоясан ремнем, на котором висела замшевая поясная сумка. Однако уже обзавелся бородой и солидными усами. – Превращаться в зверей не умеют даже взрослые боги! Ты хоть раз слышал, чтобы Триглава в лося перекинулась? Или Даждбог? Откель тогда у лесовиков глупых таковому умению взяться?
– Так ведь лесовики, Тройчата! Они со зверьми в родстве. Сказывают, за предков своих – волков, рысей и быков всяких почитают.
– Тихо! – вскинул палец взрослый воин.
– Что? – Паренек приподнялся, закрутил головой.
– Не суетись, Щипач, – легким шепотом произнес Тройчата. – Ночью все едино ничего не углядишь. Слушать надо, слу-у-ушать…
– Цикады умолкли… – опасливо выдохнул паренек, и рука его торопливо нащупала рукоять топорика.
– Слу-ушай… – качнулся вперед, чуть привставая, мужчина.
Слабый шелест, словно дуновение ветерка, прокатился от реки к тусклому сторожевому костру, и свет огня проявил взметнувшиеся в прыжке звериные тела.
– А-а… – Настороженный паренек успел вскинуть оружие, и лезвие топорика столкнулось с оскаленной волчьей мордой. Но ударило без замаха, а потому бессильно скользнуло по густой жесткой шерсти. Клыки лязгнули перед самым лицом, словно сжирая крик дозорного – но это Щипач сам сбился с дыхания, успев откинуться, ускользая от опасности. Он взмахнул топориком и вогнал-таки его зверюге в крестец. Но и волк оказался ловок – хищник извернулся и сомкнул свою пасть чуть ниже затылка юного врага, с хрустом перекусив позвоночник.
Опытный воин оказался для зверья куда более опасным противником. Он принял нападение не на топор, а на щит. И хотя удар сразу двух тяжелых туш сбил мужчину с ног, Тройчата не получил ни царапины и даже успел наугад взмахнуть топориком вдоль земли. Железо сочно чмокнуло, вонзаясь во что-то мягкое, и воин торопливо ударил туда же щитом, окантовкой ломая кости невидимого врага. Тот жалобно взвыл, а дозорный быстро крутанулся, закрываясь щитом от шороха, толкнул правый край деревянного диска от себя и тут же ударил им вперед, ощутив упругое сопротивление живой плоти. Взмахнул топориком – но на этот раз никуда не попал – и сразу крутанулся на месте, широким движением отпугивая зверье.
Темнота недовольно зарычала, вспыхнули огоньки, метнулись вперед. Тройчата опять закрылся, но щит спас только от волка, прыгнувшего сверху. Второй же напал понизу и вцепился в щиколотку, дробя клыками сустав. Отпустил, не дожидаясь ответки, шарахнулся в сторону. Воин охнул от боли и, теряя равновесие, взмахнул руками, вскинув и щит, и топорик. К открывшейся груди тут же метнулись сразу два зверя.
– Береги-и-и!.. – закричал воин, но окончание фразы захлебнулось кровью.
Впрочем, и этого короткого предупреждения оказалось достаточно, чтобы находящийся неподалеку поселок зашевелился.
Селение выглядело просто: два стоящих напротив друг друга длинных бревенчатых дома, десяти шагов в ширину и полусотни в длину каждый; крытые тесом двускатные крыши, окошки для выпуска дыма наверху, широкие двери внизу. Углы домов соединял тын, образуя просторный двор с колодцем в центре. На каждую сторону двора были сделаны прочные ворота, сшитые из толстых жердей и подпертые на ночь кольями. Крепость не крепость, но ночевать можно без опаски, даже в нынешние тревожные времена.
Вот и теперь – едва послышался крик, двери домов распахнулись, на двор стали выбегать мужчины, на ходу оправляя куртки и застегивая пояса.
– Что там? – спросил стоящего у колодца караульного один из выскочивших бородачей.
– Похоже, стадо наше кто-то угоняет, Горчак, – ответил тот. – Эх, зря мы лосей на выпасе оставили! Не сильно отощали бы, и в загоне переночевав.
– «Не отощали бы…» – передразнил его Горчак. – Сам, небось, пожрать завсегда готов! А скотину на вытоптанном дворе держать хочешь. Да и откуда здесь татям таковым взяться, чтобы на стадо покуситься? Ведь выследим и перебьем!
– На татей не похоже, старшина, – покачал головой караульный. – Криков, стука не было, на бой не тянет. А вот вой и скулеж я слышал.
– Нешто волки? – встревожился другой воин. – Эти не угонят. Эти зарежут всех, одного пожуют и уйдут. Эти кровь куда больше мяса любят. Им убивать в удовольствие, останавливаться не умеют. Спасать надобно лосей-то…
