Это был один из серых осенних дней, как водится, пасмурный, и уже с утра испорченный звонкой трелью будильника, вырвавшей меня из царства Морфея в суровую реальность.
Утро понедельника — то время, когда кровать с наибольшей силой притягивает к себе, а тёплое одеяло становится неподъёмным. В такие моменты наиболее явственно слышен сладкий и вкрадчивый шёпот иллюзорного чёрта, сидящего на правом плече: «ты ведь плохо себя чувствуешь, прислушайся: в горле першит, а нос наглухо заложен; позвони начальству и скажи, что ты заболел, отдохни.»
Однако, к тому моменту не менее иллюзорный ангел на противоположном плече уже вовсю бодрствует и как всегда готов стоять грудью на страже совести и чести. Его вразумительные аргументы всякий раз заставляют меня находить в себе силы покидать уютную постель. Мой ангел не так красноречив, как его оппонент, но его доводы понятны и просты: «Ну-ка быстро поднимай свою ленивую задницу с постели и бегом собираться, деньги сами себя не заработают!»
Двадцать минут на сборы, рюкзак за спину, наушники в уши, капюшон на голову, — и вперёд, к приключениям.
Хотя, казалось бы, какие уж тут приключения: маршрут до метро давным давно доведён до автоматизма, путь до работы не меняется ни при каких обстоятельствах, а такие же запрограммированные серые единицы, так же спешащие на работу, вполне могут сверять по мне часы. Но при должной наблюдательности и капельке злорадства, можно приятно провести время в общественном транспорте. Зайдя в вагон и заняв наблюдательную позицию, я окинул беглым взглядом пассажиров.
На фоне разношёрстной, ничем непримечательной массы молодых людей, судя по всему, поголовно участвующей в конкурсе на самый нелепый и отторгающий внешний вид; хмурых бабушек с авоськами, гружёными по самое не хочу, вечно куда-то спешащих в любое время дня и ночи; уставших и осунувшихся мужчин, неустанно вбивающих железобетонный болт, особенно выделялась одна девушка в броском наряде. При взгляде на неё волей-неволей вспоминается старая-добрая детская песенка:
«…Оранжевое небо,
Оранжевое море,
Оранжевая зелень,
Оранжевый верблюд».
С единственной лишь разницей, что в данном контексте море, небо и даже бедный верблюд, к всеобщему разочарованию, были отнюдь не оранжевыми.
Всё, начиная острыми носами её полусапожек, которые очень кстати ассоциируются с копытцами, и заканчивая когтями, которые вполне могут соревноваться по длине и остроте с росомахой, было поросячьего ярко-розового цвета.
Мадам, гордо восседая с презрением на лице, то и дело угрожая проткнуть телефон насквозь своим опасным оружием, двигает по экрану мобильного кристаллы, собирая их в ряды. Поезд совершает очередную остановку, диктор объявляет станцию, и лишь в этот момент до жертвы моды доходит, что ей нужно было выйти. Наспех забросив в сумочку телефон, она вскакивает на ноги, словно её поразило электрическим током в филейную часть, и устремляется к выходу. Но не тут-то было, ведь путь к нему преграждают не только стоящие перед ней пассажиры, но и народ, уже хлынувший волной внутрь вагона. С выпученными глазами, словно подстреленная лань, она бросается к дверям, пробиваясь сквозь полчища людей, расталкивая их, со свистом пронося бритвенно острые лезвия вырвиглазно розовых ногтей мимо лиц ещё не окончательно проснувшихся граждан. «Осторожно, двери закрываются!» — доносится приговор из динамиков, автоматические двери, беспощадные и непреклонные, начинают движение. С ехидной улыбочкой я провожаю взглядом смыкающиеся створки.
«БАМ!» — двери со звучным раскатистым эхом захлопнулись прямо перед носом девушки.
«Интересно, и в кого я такой добрый?» — подумал я.
Девушка нервно озирается по сторонам, попутно зарывшись по самый локоть в чёрную дыру миниатюрной женской сумочки. Её взгляд останавливается на мне, заметив мою ухмылку, она, недовольно скривившись, выплевывает сквозь зубы:
— А ты что лыбишься?! Я и так теперь опоздаю!
— Так из игры нужно вылезать хоть иногда, тогда и остановку свою не пропустите. Будет вам уроком. — спокойно ответил я.
— Да чтоб тебе самому в игре застрять! Козел! — недовольно буркнула она в ответ, и, вновь уперевшись взглядом в телефон, принялась что-то ревностно строчить.
Вот я и получил заряд оптимизма на целый день. Как гласит народная мудрость: «сделал пакость — на сердце радость». Но вот прокляли меня уже далеко не в первый десяток раз, даже не удивляет, вероятно, именно поэтому я и обречён постоянно попадать в какие-нибудь мелкие маловероятные неприятности. Хроническое невезение, так сказать.
Добравшись до своей станции метро, я уже готов был выходить на платформу из распахнувшихся передо мной дверей, но меня внезапно одолело необъяснимое чувство нарастающей тревоги. Все было вроде бы самым обычным и не вызывало подозрений, за исключением марева в дверном проеме, как то, что исходит от асфальта во время сильной жары, сквозь которое я видел всю платформу. Помедлив пару мгновений, подталкиваемый спешащими покинуть вагон пассажирами, я решительно шагнул сквозь пелену в дверях. В одно мгновение мир вокруг опустел и словно остановился, шум и гомон, стоящий на платформе, резко стихли, пронзая уши звенящей тишиной. Вагона за спиной уже не было, как и выходящих из него вместе со мной людей, никто не толкался и не бежал мне навстречу, стремясь запрыгнуть в закрывающиеся двери, как это обычно бывает, однако мое шестое чувство ясно говорило о том, что кто-то сверлит меня в спину пристальным взглядом. Я оглянулся, но позади меня не было никого, так же как и сбоку, и спереди, на всякий случай я даже наверх взглянул, мало ли чего.
