Я ненавижу апельсиновый сок!
Такая тоска берет от вида высокой глиняной кружки, которую каждое утро я наполняю до краев свежевыжатым соком. Кто сказал, что сок нужно пить из кружки? И что кружка должна быть высокой, узкой и обязательно глиняной? Неизвестно почему, но однажды я решила, что это важно. И вот уже много лет каждое утро меня ждет одно и то же: сок и черный кофе в микроскопической чашке, по форме напоминающей коньячный бокал. Кофе я тоже не люблю, просто так принято в хорошем обществе, к которому я себя причисляю.
Правильный завтрак – прелюдия дня, потом меня ждет такой же правильный обед и ни в коем случае не позднее шести вечера ужин. Еще меня ждет престижная и хорошо оплачиваемая работа, где приходится перебирать кипу бумаг, такую же неизменную и ложно-многозначительную, как кружка апельсинового сока. После службы по четным числам два часа в фитнес-клубе, а по нечетным – поход по магазинам, уборка или отдых перед видиком. В выходные – приезд любовника или поездка в Питер к нему же. Но чертов сок настолько поработил меня, что и проснувшись утром в Диминой постели, я первым делом хватаюсь за соковыжималку.
«Так все и будет, пока ты не сдохнешь, – говорит мне кружка каждый раз, – я не покину тебя до глубокой старости, пока врачи не запретят тебе апельсины. Тогда я, так и быть, от тебя отстану, но, увы, будет слишком поздно что-то менять. В твоем ухоженном теле, которое ты так лелеешь, никогда не зародится новая жизнь. Это тело дивной красоты состарится и умрет, заботливо подпитываемое правильными продуктами, но ни один мужчина не будет вне себя от счастья, прижав тебя к своей груди. Ты – красивая, подтянутая, самостоятельная, доброжелательная, любящая и бог знает какая еще – оказалась никому не нужна…»
Я хочу разбить мерзкую кружку, швырнуть об стену, чтобы осколки разлетелись во все стороны, но что изменит этот отчаянный бунт? Даже если я никогда больше не возьму в рот ни капли сока, прекрасный принц не придет и не освободит меня из заточения. Куда бы я ни бежала, стены своей тюрьмы я возьму с собой. Тюрьмы, в которую я посадила себя много лет назад, думая, что она спасет меня от прежней Вероники. А теперь я думаю, что прежняя Вероника была, может быть, вовсе не так отвратительна… Но она не вернется, даже если я этого очень захочу. Она не вернется.
Каждый раз, собираясь на фитнес, Вероника Смысловская гадала, встретит ли она Марьяшу. «Хоть бы сегодня пронесло», – мечтала она, укладывая в стильный рюкзачок спортивный костюм и принадлежности для душа. В министерстве она всегда выдерживала строгий деловой стиль, зато отводила душу в спортклубе, являясь туда в спортивно-мальчишеском облачении. Кроссовочки, короткие джинсики «от долгов бегать», красная куртка в талию и легкомысленный рюкзачишко помогали ей выглядеть совсем юной, и Вероника, пока шла на фитнес, собирала неплохой урожай заинтересованных взглядов мужчин всех возрастов. Иногда с ней пытались познакомиться молодые парни, что, разумеется, бодрило, но стоило в раздевалке появиться грузной фигуре Марьяши, облаченной в небесно-голубые джинсы со стразами и кофточку, непременно яркую и цветастую, как от хорошего настроения не оставалось и следа.
Марьяша между тем считала себя лучшей Вероникиной подругой. Заведующая гинекологическим отделением одной из престижных московских больниц, она дружила со Смысловской не потому, что та служила в министерстве и могла быть Марьяше полезной, а по старой памяти: когда-то они работали вместе, потом много лет ничего не знали друг о друге, пока не встретились на научно-практической конференции.
Если бы не Марьяшин напор, Вероника свела бы общение к нулю, но тайфун остановить невозможно. Подруга принадлежала к той категории людей, которые ни секунды не могут усидеть на месте.
Вечно ей нужно было куда-то спешить: на распродажу, где можно купить дубленку почти даром, красить кухню у таинственного Ивана Ивановича, который был известен Марьяше только тем, что самостоятельно не мог с этим справиться… В сладкое субботнее утро Марьяша могла вломиться к Смысловской с требованием немедленно ехать на дачу дышать свежим воздухом. И Вероника покорно посещала распродажу, где убеждалась, что дубленки редкое дерьмо, хоть и даром, неумело красила стены и честно пыталась расслабиться в шезлонге в Марьяшином саду, в то время как хозяйка вскапывала грядки не хуже бульдозера. «Она же в гости меня пригласила, ни за что не буду грядки копать», – убеждала себя Вероника, однако вставала и принималась за работу.
Иногда ей казалось, что Марьяша нарочно опекает ее, наслаждаясь сознанием того, что у нее, толстой и некрасивой, жизнь сложилась в сто раз лучше, чем у эффектной Вероники. Вероника пыталась отвоевать у Марьяши роль старшей подруги, платила за нее в кафе на правах более состоятельной женщины, пеняла на отсутствие вкуса в одежде и доисторическое мелирование: красить волосы с помощью шапочки, когда весь мир давно перешел на фольгу, – варварство!
Но на Марьяшу эти шпильки, замаскированные под добрые советы, совершенно не действовали. Прослушав Вероникину лекцию о хорошем вкусе, она ехала на вещевой рынок, где безошибочно выбирала самую аляповатую тряпку. При виде ярких цветочных узоров Марьяша теряла способность здраво рассуждать.
![Воровская яма [Cборник]](/storage/book-covers/08/086ec5131cfee1e9284b895205abfa019c8ddf36.jpg)
