Из открытой форточки тянуло холодком. Полковник поежился, отбросил карандаш и задумчиво смотрел, как он катится, не встречая сопротивления, по гладкой поверхности стола, соскальзывает и метко вписывается в щель между дряблыми половицами. Поднимать его он не стал, извлек из стеклянного бокала второй карандаш, точно такой же, и положил поверх изучаемого документа. Подобного добра после бегства чиновников администрации маленького польского городка осталось с избытком.
Полковник посмотрел на часы, пригладил пятерней седой ежик на макушке, пружинисто поднялся и закрыл форточку. На него навалился кашель, он надрывался, глотая мокроту. Простуда привязалась, ничем не выгнать. Повсюду сквозняки и холод. Месяц – точно не май. Когда он еще придет, май сорок пятого? На календаре 19 января, разгар зимы. В России они жестче, но и здесь, в центре Польши, далеко не лето. Дневные температуры падают до минус десяти, на дорогах лед вперемешку с грязью, свирепствуют промозглые ветра.
Он невольно задержался у грязного стекла. Со второго этажа открывался вид на центральную улицу и окрестные здания. Штаб дивизии третий день стоял в Войнице, маленьком городке уездного значения. Полки за последнее время понесли немалые потери и теперь ожидали пополнение. По улице, грохоча и изрыгая гарь, шли на запад тяжелые «КВ», средние танки «Т‑34», тягачи тянули дальнобойные орудия. Ругались пехотинцы в полушубках, прижимаясь к обочинам. Разъездились тут, не дают пройти простым людям! Автоматчики на броне слали пламенные приветы, отпускали остроты. Мол, не пыли, пехота! Долго вам, ребята, еще до Берлина киселя хлебать!
Войска Первого Белорусского фронта спешили на запад. В день они с боями проходили по 20–30 километров. В данный момент шли подразделения корпуса Первой гвардейской танковой армии генерал-полковника Катукова. До Берлина оставалось порядочно.
17 января пала Варшава. Немцы отошли на запад, в город вступили Красная армия и потрепанные части Войска Польского. Основные силы обогнули польскую столицу с севера и юга и продолжали развивать успех.
Легкой жизни для Красной армии не ожидалось. На пространстве от Вислы до Одера немцы оборудовали шесть оборонительных рубежей, напичканных вооружением и отборными войсками. Пройти нужно было все, один за другим. Самый трудный – последний, так называемый Мозерский рубеж, несколько десятков километров сплошной линии обороны, выстроенной по последнему слову военно-инженерной науки. Никто не сомневался, что рубеж падет, но когда и какой ценой? Зато за Мозерским районом – уже Германия, оперативный простор до самого Берлина. Там уж Красную армию точно никто не остановит.
Скрипнула дверь.
– Разрешите, товарищ полковник? Вызывали?
Полковник Бурмистров, начальник штаба гвардейской стрелковой дивизии, почувствовал сухость в горле. Он повернулся нарочито медленно, устремил доброжелательный взгляд на офицера, вошедшего в помещение. Майор Синявин, начальник инженерной службы, был сравнительно молод, интеллигентен, обладал хорошими манерами и имел безупречный внешний вид. Утепленная шинель сидела на нем ладно, сапоги блестели.
– Да, проходи, майор, присаживайся, дело есть к тебе, – сказал полковник, оторвался от окна, направился к столу, сел на краешек стула, выдвинул ящик под рукой.
Впрочем, сегодня с хорошими манерами произошел сбой. Майор как-то незаметно замкнул входную дверь на задвижку, расстегнул кобуру. Когда полковник поднял голову, в переносицу ему смотрел ствол табельного «ТТ». Синявин выглядел спокойным, но в глазах у него заблестел холодок, а в простодушной мине обозначилось что-то хищное. Полковник заметил это и закашлялся.
– Ящик закройте, Дмитрий Сергеевич, – вкрадчиво попросил Синявин. – Зачем он вам? Положите руки на стол и не делайте резких движений.
Полковник подчинился. Где эти бездари из контрразведки допустили ошибку?
– В чем дело, товарищ майор, что вы себе позволяете? – Голос его охрип.
– Хотел бы спросить то же самое, Дмитрий Сергеевич, но ладно, не буду. – Спокойствие давалось майору с трудом, он был расстроен, круглое лицо побледнело.
Дверь за его спиной кто-то подергал. Майор невольно вздрогнул, но пренебрежительная усмешка ему вполне удалась.
– Майор, не отягощай, – процедил полковник. – Положи оружие, открой дверь. Тебе зачтется.
– Дважды не расстреляют? – Синявин криво усмехнулся. – А ведь почти подловили, товарищ полковник. Поздно я понял, что вызов с подковыркой, иначе хрен бы к вам пришел. Двое ребят из контрразведки на улице курили, в мою сторону старательно не глядели. В холле еще один. Я по лестнице поднимался, когда он обратную дорогу перекрыл. Пришлось наверх идти, к вам, по вызову. Ладно, отнекиваться не буду. СМЕРШ – контора серьезная. Как узнали? Вы же в курсе, Дмитрий Сергеевич, да?
– Прокололся ты, майор, выдал себя.
– Неправда! – Голос Синявина зазвенел, но он тут же закашлялся и не сразу пришел в себя. – Не мог я проколоться, вздор это! Почему задержание решили провести здесь, в кабинете начальника штаба дивизии?
– В глаза твои волчьи хотел посмотреть, – выдавил из себя полковник. – Ведь ты, шкура, больше месяца под своего рядился, да еще и талантливо, службу нес безукоризненно, исполнительный был.
