Зыбучие пески - [71]

Аманда возмущенно посмотрела на меня.

– Я поговорю с Самиром, – пообещала я. – И с Себастианом тоже, но ты должна дать слово, что никому ничего не скажешь. Ни Лаббе, ни Себастиану. Он не должен узнать. Он слетит с катушек, если узнает.

– Конечно, я никому ничего не скажу.

Возможно, она уже успела рассказать Лаббе, подумала я.

– Спасибо.

– Я умею держать секреты, – всхлипнула она с раздражением.

«Когда же она научится говорить грамотно?» – подумала я. Держат слова, а секреты хранят. Но это был не самый удачный момент для урока словесности.

– Спасибо, Аманда, – повторила я.

29

На улице было темно как в гробу, хотя на часах только что пробило четыре. Добро пожаловать в декабрьскую Швецию. Успокоив Аманду, я вышла на улицу и позвонила Самиру. Он по-прежнему не брал трубку. Я позвонила четыре раза подряд. Отправила сообщение. Оно было «просмотрено», но Самир сразу после этого отключился, не ответив. Пока я шла, к остановке подъехал автобус, и я села в него. Снова набрала номер. Включилась голосовая почта. Я оставила сообщение, что нам нужно поговорить. Не хотела дожидаться, пока вернется Себастиан. Я должна сделать это до того, как кто-то меня остановит, до того, как я передумаю.

Самир был зол, когда уходил. Еще до появления Аманды. Я не хотела, чтобы он на меня злился, не хотела, чтобы думал, что я его стыжусь.

В вагоне метро два окна были открыты, впуская ледяной воздух. Но даже он не мог перебить запах пятничной попойки и предрождественских закупок. Все сиденья были заняты сумками с покупками и людьми. Поезд медленно полз в центр. Я пересела на другую линию, там людей было поменьше.

Кристер рассказывал нам об одном исследовании, в котором изучали продолжительность жизни людей в разных районах. В районе метро «Багармоссен» люди жили в среднем на пятнадцать лет меньше, чем в районе метро «Дандерудс шукхюс». В поезде в направлении Тенсты стариков не наблюдалось. Как и молодежи. Только мужчины и две женщины в платьях до пола и платках с колясками.

Может, всех девушек моего возраста держат взаперти в квартирах, чтобы они, не дай бог, не вошли в контакт с эрегированным пенисом, и пристально следят, чтобы несчастные узницы не выбросились из окна.

В кармане куртки у меня перцовый баллончик. Мама привезла мне его из Франции. Однажды я нечаянно нажала на кнопку, когда баллончик был в кармане. Я ничего не заметила, но когда вынула руку и провела по волосам, глаза словно обожгло огнем. Они горели еще два часа после этого. Мама хотела везти меня в больницу, но папа просто потащил меня в душ и мыл лицо теплой водой, пока жжение не прошло. Потом он позвонил приятелю, который работал врачом, и тот выписал рецепт на мазь и ополаскиватель. Воспаление быстро прошло. Папа потребовал, чтобы мы выбросили баллончик, но мама отказалась. Маме было плевать, что у меня могли возникнуть проблемы из-за ношения оружия, она говорила, что моя безопасность для нее важнее. Важнее чего? Проблемы были бы у меня, а не у нее. Но теперь я была рада тому, что он был со мной. Когда напротив меня сел парень, я опустила глаза в пол и покрутила баллончик в кармане.

Я старалась ни с кем не встречаться глазами. Я думала сесть ближе к мамам с колясками, но они так поставили коляски, что перегородили путь к свободным местам. Последняя станция на голубой линии называлась «Тенста сентрум». Все вышли вместе со мной. Я шла медленно, чтобы зайти на эскалатор последней. Я заранее вбила адрес Самира в GPS и проверила, куда мне идти, но не хотела доставать телефон с картой из риска попасть в неприятности.

На улице было полно народу. Женщин поджидал паренек лет одиннадцати. Я заметила еще трех женщин в мешковатых одеждах, выходивших из супермаркета. Остальными на площади были мужчины. Мужчины, мужчины, мужчины. Самир не рассказывал, что живет в Тенсте. Удивилась ли я, когда узнала это? Наверно. Может, потому что это была именно Тенста. Как банально. Но я никогда не была там и не знала, чего ждать.

Лотков с овощами и фруктами? Ковров с разложенными на них на продажу фальшивыми часами и пластиковыми сумками с эмблемой Гуччи? Жареного миндаля и каштанов? Семей с девятнадцатью детьми, играющими в футбол? Стариков, склонившихся над шахматными досками, головорезов, похожих на Роки, с перебинтованными руками, совершавших пробежку на улице в толстовках с поднятым капюшоном, которым аплодировали прохожие? Питбультерьеров Рэдбул? Шафрана и чеснока? Игру в шары? Не знаю. А может, я думала, что этот район похож на тот, где живет Деннис. Мы с Себастианом однажды заехали за ним туда, но это был обычный скучный район с домами коттеджного типа. Такой же запоминающийся, как пластиковый стаканчик. Совершенно невыразительный. Но Тенста была не такой. Она напоминала дырявый контейнер без крышки. Может, летом тут получше, но зимой в темноте и без листвы это было одно из самых уродливых мест, которые мне доводилось видеть.

Политики и журналисты, гордящиеся тем, что живут в Тенсте, должно быть, совсем из ума выжили. Или у них у всех есть вторая квартира в центре.

На одной площади рядом со входом в метро я насчитала четыре разбитых фонаря. В голове раздался серьезный голос Кристера. Если бы он узнал, что я решила поехать сюда, он кивнул бы и назидательно произнес: «Это настоящая Швеция, Майя. Вот так она выглядит». Но это не настоящая Швеция. Как Эстермальмсторг или стокгольмские шхеры или Страндвэген не настоящая Швеция. Уродливая – не значит настоящая.