Звук моего голоса - [20]

Ты поднял взгляд. Напротив сидели двое мужчин, двое мужчин, которых ты не видел никогда в жизни. Они, должно быть, говорили о ком-то еще. Не о тебе. Ты их не знаешь. Ты не выглядишь пьяным. Да ты и не был пьяным — ты читал вечернюю газету. Ты читал. Ты не мог быть пьяным. Не мог, ведь ты читал.

— Нет будущего, нет прошлого — он пьяница, — сказал мужчина.

Ни будущего, ни прошлого — остается только настоящее, подумал ты про себя. Однако есть два вида настоящего, верно? Один с выпивкой, другой — без. Не особенно трудный выбор. Для тебя.

К тому же в мире существуют только два места: там, где есть выпить, и там, где нет. Где-то или нигде. Но ты знаешь, что тебя пронесет. Ты знаешь, где остановиться. Никаких позорных пятен и падений. Ты точно знаешь, что делаешь: или достаточно, или слишком много. Таково твое правило, и ты точно знаешь, когда «достаточно» начинает переходить в «слишком много». Ты отдаешь себе отчет в том, что происходит. С работой у тебя все хорошо. «Блестяще», — сказал Лоустофт. Конечно, в твоей семье бывают и взлеты, и падения, а в какой не так? Нет, ты не пьяница. Исключено.

Не то что Сэмми, старый бездельник, живший в квартире напротив, когда ты был студентом. Вот он был пьяницей. Ты приходил домой вечером, после целого дня в бизнес-колледже, и находил его на лестнице — этакий узел одежды и блевотины, загораживающий вход. Вначале ты ему несколько раз помогал — поднимал на ноги, тащил, придерживая в вертикальном положении, ступенька за ступенькой, к его двери. Изнанка жизни, думал ты.

Нет, ты не пьяница. Ты работаешь — и работаешь хорошо. Блестяще, по мнению некоторых. На тебя смотрят снизу вверх. Уважают.

Вот тут ты и решил: в следующий раз, когда Кэтрин принесет тебе письма, ты разрешишь своим пальцам прикоснуться к ней, как это было в последний раз, а потом — самый наилегчайший нажим. Посмотрим, что произойдет. Она не ребенок. Ничего слишком явного, конечно, легчайший нажим. Взгляд. Она на самом деле приятная девушка — понимает тебя намного лучше, чем Мэри, намного лучше. Она прислушивается к тебе, потом у нее есть что сказать самой, причем интересного. Хорошо одевается.

Всего один взгляд — и она поймет. Улыбнется и отложит блокнот, потом подойдет к столу с твоей стороны. Не понадобится ничего говорить — ведь она полностью все понимает. Да. Кэтрин. Дело не просто в сексе, конечно. В этом нет проблем — ты можешь получить любую из машинисток, какую бы ни захотел. Ты — босс. Ты им нравишься. Кто еще болтает и шутит с ними? Хорошо с ними обращается? Нет, дело не в сексе. Привязанность. Настоящая привязанность. Вот что ты ощущаешь по отношению к ней — и это взаимно. Никаких сомнений. Никаких сомнений, так решил ты.

Потом ты стал показывать ей фотографии из отпуска в Португалии, она придвинулась к тебе ближе, ее волосы почти касались твоей щеки. Она положила свою руку на стол очень близко с твоей и показала на одну из статуй.

— Что это, мистер Магеллан? — спросила она. Очень заинтересованно.

— Статуя одного из членов семьи, — ответил ты со смехом.

— Какой семьи?

— Моей — какой же еще?

— Вашей?

— Естественно. Фердинанд Магеллан, выдающийся исследователь. Первый человек, обошедший земной шар.

Кэтрин посмотрела на тебя. На мгновение она казалась удивленной, потом улыбнулась. Очаровательная, нерешительная улыбка.

Несколько мгновений спустя она спросила:

— А это ваша жена, не так ли? Ты кивнул.

— У нее красивая шляпа, — заметила Кэтрин. Потом посмотрела на тебя.

Ты не сразу ответил, но посмотрел на нее, в глаза. Эта короткая пауза и была твоим настоящим ответом. Она поняла, что твои пояснения о погоде, о пляже, еде и так далее — всего лишь слова. На самом деле все выражалось твоим молчанием.

Кэтрин посмотрела в сторону, слегка смущенная, однако довольная. Ты почти поцеловал ее тогда.

Да, ты решился: один взгляд, сдержанное прикосновение — этого достаточно.

Двое мужчин напротив встали и направились к выходу. Поезд замедлял ход. Пьяница… да что они понимают? Ты ежедневно можешь наблюдать, как они валяются под столом. Боуэн и Бейтманс из той же компании. Под стол их всех, а ты будешь заниматься бисквитами, в любой упаковке. Пьяница!

Когда поезд доехал до станции, ты вышел и быстрым шагом направился домой. Чтобы настроиться на ужин, нет ничего лучше, чем удачный день в офисе.

— Он дурак, — рассказывал ты Мэри.

Было уже почти восемь часов: жаркое в духовке, овощи на сковороде. Стол аккуратно сервирован: ножи, вилки, ложки — все блестит; сияющие тарелки, стаканы и салфетки. Мэри сидела в своем кресле, всепонимающая, как всегда. Ты сидел в своем кресле, старательно прикладываясь к джину с тоником и поливая грязью все на свете. «Наказания» безмятежно спали.

— Боуэн — дурак, — повторил ты. — Полный дурак. Полагаю, он старается, но в продвижении товара он всегда будет середнячком — и сам это понимает! Он идет к краху.

Ты рассказывал ей о встрече, о себе, о них, о тех, кто идет к краху. Ты чувствовал, как твой рот заполняется грязью, и чем больше ты ее выплевывал, тем больше ее собиралось. Она поднималась в тебе, как тошнота.

Если бы только Мэри прервала тебя! Если бы только она сказала: «Моррис, успокойся» или «Уверена, что не все так плохо».