Звучащий свет - [30]

Шрифт
Интервал

Что желтеет, как ни голубь.
Не шуршит в песочных часах,
Точно змейка, струйка бедовая,
Не хрустит дорожка садовая
Той листвой, что вся в небесах.
В голосах, звучащих окрест,
Хрипотца да кашель с одышкою,
Да и свет утащат под мышкою,
Только птицы снимутся с мест.
Не старей, живая душа,
Не горюй, ведь всё перемелется —
То-то ветви по ветру стелются,
И юдоль твоя хороша.
Не робей, оставь на потом
Что-нибудь, хотя бы струение
Холодка сквозь все наслоения
Серебра в окне золотом.
4 октября 1994

«Со свечой, точно встарь, – при свече…»

Со свечой, точно встарь, – при свече,
У свечи, – в киммерийском тумане,
При тумане, в забвенье, в дурмане,
Сквозь туман – с лепестком на плече,
Сгустком крови сухим, лепестком
Поздней розы – в проём за кордоном,
В лабиринт за провалом бездонным,
В зазеркалье с таким пустяком,
Как твоё отражение там,
Где пространство уже не помеха,
Где речей твоих долгое эхо
Сквозь просвет шелестит по листам.
24 октября 1994

«Разубрана – мне глаз не оторвать…»

Разубрана – мне глаз не оторвать —
Неброскими цветами на закате
Вся улица, – в реке на перекате
Вода рокочет, – как её назвать,
Прохладою готовую обнять, —
Спасительною, чистою, родною? —
Всегда отъединённая от зноя,
Томит она, – да как теперь узнать,
Куда идти? – по тропке ли, в провал
За скалами, темнеющими прямо,
Где ветер впереди облюбовал
Воздушную вместительную яму
Для лежбища глухого своего,
А может быть, для игрища ночного? —
По кромке ли, туда, где ничего
Не чувствуя поблизости дурного,
Стрекочут на весу иль на лету
Какие-то невидимые твари,
Звенящую заполнить высоту
Готовые в неслыханном угаре,
Из глуби возникающие вдруг
И там же исчезающие снова,
Как будто бы природе недосуг
Сказать о них устало хоть полслова? —
Сюда ли мне? – конечно же, сюда! —
Я к берегу шагну из окруженья
Деревьев, не бывавших никогда
В заложниках земного притяженья, —
И брошусь в эту свежесть, в эту весть
О радости, о том, животворящем
И трепетном, которого не счесть
Ни в прошлом нам нельзя, ни в настоящем.
11 августа 1995

«Дать речи вылиться – и выситься за ней…»

Дать речи вылиться – и выситься за ней
Гигантом в мареве долинном,
В пристрастьях путаясь, как в месиве корней,
По расплывающимся глинам,
По чернозёму, по солончаку,
По травам, вышедшим с повинной,
Покуда бед с избытком на веку,
Брести сквозь посвист соловьиный,
Чтоб эта летопись погибнуть не могла,
Как западающие ноты —
И нарастающая звукопись вошла
В твои высокие частоты,
В твои заветные, святейшие места,
В твои тишайшие страданья, —
Дать строю зрение – и чуять неспроста,
Что в этом – жизни оправданье.
18 июля 1996

«Вновь я свет узнаю с небес…»

Вновь я свет узнаю с небес —
Ни с того ни с сего нисходит
На холмы – и несёт, выходит,
Продолженье сплошных чудес.
Вновь я вас узнаю окрест,
Золотые глаза людские, —
Не напрасно деньки такие
Всех живущих срывают с мест.
Не подвластны они, пойми,
Никому – и не жду хвалы я,
Ну а вспомню года былые —
Так дивлюсь, что не лёг костьми.
Знать, не просто они царят,
Посреди сентября сияя, —
Но, незримую суть ваяя
Из обломков, гормя горят.
Некий образ из мглы встаёт,
Как сквозь сон, различим прекрасно,
Некий голос – я слышу ясно —
О любви мне опять поёт.
Что за грусть в нём и что за страсть! —
Словно в трансе, я это чую —
На скрещенье времён врачуя,
Он в пространстве не даст пропасть.
14 сентября 1996

«Вечерами – яблоки да чай…»

Вечерами – яблоки да чай,
Тихий жар, оставленный в печи, —
Головой тяжёлой не качай,
О былом, пожалуй, помолчи.
Что за пламя стыло над рекой —
Где-то там, в далёкие года,
Где к тому, что было под рукой,
Не вернёмся больше никогда?
Что за голос пел из облаков
Где-то там, в смятении моём,
Чтобы стаей вился мотыльков
Каждый миг, постигнутый вдвоём?
Запоздалой странницею ты
В тишине склонялась надо мной —
И теснился сгусток темноты
В стороне нехоженой лесной.
Дни пройдут – на счастье, на беду,
Прошуршат, сводящие с ума, —
Нет, не время было на виду
В этих снах, а музыка сама.
За волною новая волна
Захлестнёт где камни, где песок —
Не томит ли давняя вина? —
Серебрит затылок да висок.
Что-то к горлу вроде подошло —
Где он, вздох по далям золотым? —
Прорвалось – и встало на крыло,
Всё сбылось – так вспомним и простим.
Тихий свет увидим впереди,
Даже то, сощурясь, разглядим,
Что спасёт, – постой, не уходи! —
Не горюй, усталый нелюдим.
20–21 сентября 1996

«Она без возраста, душа…»

Она без возраста, душа,
Но так идёт ей, право слово,
Всё то, чем юность хороша, —
И молодеть она готова.
Да только зрелость – грустный рай,
В котором всякое бывает, —
И чувства, хлынув через край,
Свой тайный смысл приоткрывают.
Гостят у вечности года,
Минут позванивают звенья, —
И не постигнуть никогда
Того, чем живы откровенья.
Но что же всё-таки зовёт
Из бормотанья и камланья,
Покуда вдруг не прослывёт
Не удержавшимся за гранью?
И что за отзвук различим
В темнотах этих и просветах,
С тобою впрямь неразлучим,
Залогом песен не отпетых?
То весть, дошедшая с трудом
Из галактического плена,
Что реки будит подо льдом
И кровью вспаивает вены.
23 сентября 1996

«Размышляя о слове своём…»

Размышляя о слове своём,
Поднимаем усталые взоры мы —
И глядим за оконный проём,
В наслоенья за шторами
Пестроты, а потом – желтизны,
А потом – оголённости,
Что кругом, как нарочно, видны

Еще от автора Владимир Дмитриевич Алейников
Седая нить

Владимир Алейников – человек-легенда. Основатель поэтического содружества СМОГ (Смелость, Мысль, Образ, Глубина), объединившего молодых контркультурных авторов застойных шестидесятых, отказавшихся подчиняться диктату советского государства. Алейников близко знал Довлатова, Холина, Сапгира, Веничку Ерофеева, причем не только как творческих личностей, но как обычных людей с проблемами и радостями, понятными многим… Встречи с ними и легли в основу этой мемуарной книги.


Тадзимас

Владимир Алейников (р. 1946) – один из основных героев отечественного андеграунда, поэт, стихи которого долго не издавались на родине, но с начала шестидесятых годов были широко известны в самиздате. Проза Алейникова – это проза поэта, свободная, ассоциативная, ритмическая, со своей полифонией и движением речи, это своеобразные воспоминания о былой эпохе, о друзьях и соратниках автора. Книга «Тадзимас» – увлекательное повествование о самиздате, серьезнейшем явлении русской культуры, о некоторых людях, чьи судьбы неразрывно были с ним связаны, о разных событиях и временах.