Звонок в прошлое - [84]

Ее место у стены было занято. Там на полу сидела женщина с малышом.

Джорджи взглянула на табло. Ее рейс задерживался. Один рейс вообще отменили. Джорджи отошла от закрытых ворот и бросила мобильник в ближайший мусорный контейнер.

Еще через минуту, отругав себя за дурость, она полезла в контейнер. Ее телефон лежал на самом верху. Надо сказать, что мусорные контейнеры в аэропортах относительно чистые. За ней наблюдал старик в большом пуховике. Достав мобильник, Джорджи потрясла им в воздухе, чтобы старик не думал, будто она роется в поисках объедков.

Вернув злополучный телефон в карман, Джорджи встала на движущуюся дорожку и поехала в другой конец терминала. Потом вернулась обратно и снова поехала.

Если ей не удалось оживить мобильник и увидеть снимки своих девочек, это еще не значит, что снимков там нет. И это не значит, что не существует самих девочек.

Они есть. В Омахе… будем надеяться.

Кровать Нуми с дюжиной пушистых игрушечных котят. Бумажные куклы Элис. Потом вспомнилась привычка Нуми жевать кончики косичек. Нил не выдержал и связал косички на макушке.

Нил на кухне, готовящий горячий шоколад. Нил, стряпающий праздничный обед на День благодарения.

В тот вечер, когда все это началось, Нил стоял у плиты. «Я свои вещи собрал. Мог бы собрать и твои, но не знаю, какие ты захочешь взять. Но все, что было в твоей корзине, я перестирал. И не забудь: там куда холоднее, чем здесь. Ты почему-то всегда об этом забываешь».

Взглянуть бы сейчас на их фото, и ей бы стало легче.

Ей нужно… немного подтверждения, что сейчас все трое сидят в Омахе за столом. Это она и так знала. И все равно капельку подтверждения. Джорджи посмотрела на пустой палец, где давным-давно не было обручального кольца. Затем стала шарить по карманам. Там лежало только то, что она взяла с собой: водительское удостоверение и кредитная карточка. Оба документа были оформлены на ее девичью фамилию.

В здании аэропорта погасили бо́льшую часть освещения.

По вечерам так делают везде, но обычно свет дают витрины магазинов. Без них было бы значительно темнее. Метель за стенами терминала лишь усугубляла мрачную картину. Вой ветра был слышен везде, а не только возле окон. Джорджи показалось, что стены сами подвывают ветру.

Ей надоело ездить на движущейся дорожке, и она сошла, зашатавшись на неподвижном полу. Потом, немного придя в себя, побрела в ближайший туалет и встала перед большим, во весь рост, зеркалом.

Поскольку рядом не было никого, Джорджи задрала футболку и потрогала на животе рубцы от двух кесаревых сечений.

Они никуда не исчезли.

Глава 33

Джорджи чувствовала: с ней что-то не так. Она уже через это проходила, и тогда все было по-другому.

Когда она рожала Элис, ей тоже делали кесарево. Когда сделали разрез, она почувствовала, как из ее чрева вытягивают что-то скользкое. Чем-то это напоминало вытаскивание из воды огромного большеротого окуня. Потом к ней подбежала медсестра, держа на руках орущего младенца. Джорджи поблагодарила Бога за то, что все прошло благополучно.

Извлечение ребенка заняло меньше времени, чем последующее наложение швов. Нил потом подробно рассказывал ей, что делали врачи с ее животом и маткой. Удивительно, что его самого не воротило от этих подробностей.

Когда она рожала Элис, Нил постоянно был рядом. Рядом он был и во время вторых родов. И тоже держал ее за руку.

Однако Джорджи чувствовала: что-то пошло не так. Ей сделали разрезы. Она ощутила давление рук акушерки, однако ребенка не увидела. Никто не подбегал к ней и не показывал новорожденного. Медсестра, которая должна была бы это сделать, стояла за спиной врача, где еще находились интерн и двое студентов-медиков. Стояла с пустыми руками.

Джорджи видела плотно сжатые губы Нила. Он не разговаривал с ней, не успокаивал. Он пристально за чем-то наблюдал.

И снова давление внутри. Рук, прикасавшихся к ней, было больше, чем две.

С ней разговаривала только анестезиолог. У той рот не закрывался. «Вы замечательно себя ведете, мамочка. Вы у нас просто молодец». Можно подумать, что для лежания на операционном столе требовался какой-то особый талант. Хотя, возможно, и требовался. Анестезиолог тыкала Джорджи в грудь зубочисткой и спрашивала: «Здесь вы чувствуете?» Да. «А здесь?» Нет. «Похоже, вам трудновато дышать, – заключила анестезиолог. – Но вы будете дышать, мамочка. Ни в коем случае не ленитесь».

Вокруг все разговаривали: врачи, медсестры. В основном они произносили какие-то цифры. Стол вдруг наклонили так, что ноги Джорджи оказались выше, а голова ниже.

«Плохо дело», – спокойно думала она, глядя на операционный светильник.

Джорджи мысленно хвалила себя за спокойствие. Это было единственно правильным состоянием, когда твою брюхо располосовано. Похоже, у нее открылось кровотечение. На блестящей поверхности корпуса светильника отражалась рука кого-то из врачей. Рука была красной от крови. От ее крови.

Нил сжал ее руку.

Он отвернулся от ее располосованного чрева и склонился над плечом Джорджи. Челюсти Нила были плотно сжаты, но горящие глаза широко распахнуты.

Может, Нил поэтому почти никогда не смотрел людям в глаза? Его глаза могли прожигать туннели в горной породе.