Звонок мертвецу (сборник) - [149]

Там же, в районе порта, на условленном месте я встретился с двумя парнями, приставленными Тощим к Эскаланти и Лайесу с «Гейстри». Контакт был осуществлен умело — хоть в этом они проявили свою профессиональность. Но что касается сведений, то они не очень-то много смогли разузнать об этих типах. Все, что они узнали, было выяснено ими при посещении испаноязычных секций порта, взятых под пристальный надзор. Ни Эскаланти, ни Лайес не имели в этом городе постоянных женщин, они не особенно общались даже с остальными членами экипажа своего судна.

Ни тот, ни другой не были щеголями, а оба выглядели так, как выглядят работяги во всех концах света, достигнув вершины своего, материального благополучия в мрачном трюме грузового судна.

Вообще все было достаточно туманно, кроме одного, — эти двое с «Гейстри» совсем не те, кто может заправлять десятитысячными делами. И вряд ли они могли быть идейными интернационалистами. Сами они вряд ли кого-нибудь в целом свете интересовали или заставляли волноваться о себе; серые ничтожные трудяги, не имеющие особо важных причин для жизни. Их существование имело все отличительные признаки безумия. Их бытие — плод совпадения каких-то мелких случайностей, вроде падения мухи в суп, но теперь, когда я знал о них, я не мог о них не беспокоиться. Я должен их найти, найти, пока не поздно.

Некогда я действительно научился получать ответы, не задавая никому вопросов. Времени, правда, это отнимало значительно больше.

Но на этот раз времени понадобилось не так уже много, ровно столько, сколько нужно, чтобы спуститься от Пятьдесят седьмой улицы до Баттери и полпути обратно. Ночка опять задалась дождливая, с чертовой грязью и сажей, которые, испаряясь с тротуара, насквозь пропитывают вашу одежду.

Но все-таки я получил ответ...

Я нашел Испанца Тома. Томаса Эскаланти. Он находился в самой середине толпы докеров и был центром всеобщего внимания, лежа на тротуаре, спиной к насыпи, идущей от верхнего шоссе, и, если не видеть страшную рану, можно было принять его за спящего.

Коп в униформе, придерживая полы плаща, присаживался на корточки, деловито доставая ручку и готовясь писать, люди вокруг почтительно затихли, только лишь старательно вытягивают шеи, чтобы рассмотреть все это дело получше. Покойный, что правда, то правда, имел вид тихого, спокойного работяги, прилегшего вздремнуть. Но вот нож, пронзивший его незамысловатое сердце, остановил его тусклое бытие.

Я пробрался поближе и стоял, пытаясь представить себе событие во всех подробностях. Подошел я, конечно, слишком близко, и это вряд ли можно считать осторожным. Коп как раз встал с корточек и крикнул, чтобы все убирались к черту. Он испугал полупьяного матроса, стоявшего, покачиваясь, возле меня, тот потерял равновесие, так трудно сохраняемое им, и задел локтем тело Испанца Тома, отчего тот шлепнулся боком на тротуар и лягнул матроса ногой совершенно так, как если бы он был живым.

Коп снова заорал и стал отталкивать близстоящих. Он повернулся в мою сторону, и я едва успел отвернуться, но кусочек картона, выпавший из кармана Испанца Тома, уже был под моей подошвой, осталось только отгрести его назад, поднять и раствориться в толпе. Что я и сделал.

Отойдя, я посмотрел на бумажку, которая вряд ли стоила того, чтобы за ней наклоняться. И действительно, разглядев ее, я даже плюнул. Это был билет на танцульки в клубе испанского сектора. Я разорвал бумажку и выбросил в водосточную канаву, изрыгая при этом все мыслимые проклятья.

Потом, правда, я подумал, что из этого можно нечто извлечь. Если Альфредо Лайес является одним из тех, что от страха бегут туда, где больше народа, то почему бы ему не оказаться на этих танцульках? Дата на билете была указана завтрашняя, запомнил я и адрес, куда приглашалась для веселья гоп-компания и где, судя по всему, кровопускание не редкость, а публика наверняка из тех, что ты видишь на фотографиях бульварных газет поставленными копами к стене для первичного обыска, с поднятыми руками и широко расставленными ногами.

Но это завтра. А сегодня я могу только поразмышлять о ситуации в целом. До завтра я еще должен дожить, не попадая ни в чье поле зрения, а это не так просто. Я взял тачку, не доезжая квартала до жилища Арта, вышел, отпустил машину и оказался один на пустынном перекрестке.

Дойдя до дома, я вошел и, обнаружив в подъезде табло вызова квартир, нажал на звонок к Арту. Но дверь вестибюля была открыта, и я не стал дожидаться, пока Арт ответит, а пошел вперед. Подойдя к его квартире, я постучал, потом постучал еще и прислушался.

В квартире не было ни шороха, ни звука.

Я потрогал ручку, она неожиданно повернулась под моей рукой. Оставалось только открыть дверь и войти. Закрыв за собою, я оказался в полумраке прихожей. Здесь было так же тихо, как в подъезде. Даже еще тише. Я вынул свой 45-й калибр, быстро взвел курок и держал ствол наготове. После этого включил свет.

Никого.

Квартира была небольшая: много ли нужно холостяку. Гостиная соединялась с кухней баром, открытая дверь вела в ванную, а другая, чуть приоткрытая — в спальню.

Я подошел к этой двери, толкнул ее так, что она открылась до конца, дотянулся до выключателя на внутренней стороне дверной рамы.