Звонкий ветер странствий - [123]

«Эх, братец, как не повезло!», – печально вздохнул внутренний голос. – «Какие-то странные дикари тебе достались, очень, уж, упорные и настойчивые. Да, близко подобралась смерть к нам с тобой, практически вплотную…».

Со стороны океана загремел – длинными и многоярусными переливами – неожиданный гром.

– Небо сегодня голубое и безоблачное. Откуда же тогда – гроза? – сам у себя спросил Егор. – Так это же «Артур», наконец-таки, подошёл к берегу! Вовремя, право, вовремя…

Шлюпка, в которой размещались, не считая гребцов, Егор, Ванька Ухов, Гертруда и Томас Лаудрупы, подплывала к «Артуру». Вон и Санькино лицо, улыбающееся, приветливое, но страшно бледное и усталое, свешивается из-за борта…

– Тётя Саня, ура! – звонко закричал Томас. – А как там мой папка себя чувствует?

– Хорошо, – не очень-то и уверенно ответила Санька.

По штормтрапу – один за другим – они поднялись на палубу фрегата. Женщины тут же принялись жарко обниматься и самозабвенно рыдать друг у друга на плече, обмениваясь короткими, но эмоциональными фразами.

– Дорогая, так что у нас с Людвигом? – потеряв терпение, громко спросил Егор.

– Хорошо всё! Тётя Саня уже, ведь, сказала! – возмутился Томас Лаудруп. – Зачем одно и то же спрашивать по второму разу?

Сашенция неожиданно отстранилась от Гертруды, присела на корточки, опираясь спиной о доски борта, и, закрыв ладонями лицо, громко, совершенно по-бабьи зарыдала…

– Что? Что случилось? – Егор присел рядом с женой, бережно обнимая её за плечи. – Ну, говори же! Людвиг жив?

– Жив! – выдохнула Санька, отнимая ладони от заплаканного лица. – Только… Только мне пришлось ему левую руку отпилить – по самый плечевой сустав… А вас никого рядом не было. Матросы Лаудрупа крепко привязали к койке, вставили – между его верхней и нижней челюстями – толстую деревянную палку, и ушли… А я – пилить начала… Он на меня смотрит, грызёт палку и плачет от боли, а я – пилю… Страшно-то как, Саша! Если бы ты знал! – снова зарыдала – громко и отчаянно…

Глава двадцать вторая Поединок

Дальнейшее плавание протекало относительно спокойно, то есть, без особых происшествий и приключений. Конечно же, иногда сильно штормило, а время от времени на океанских просторах устанавливался полный штиль. Но – для настоящих, крепко просоленных морских волков – это сущие мелочи, недостойные серьёзного внимания…

От островов Новой Зеландии «Александр» и «Орёл» взяли курс на север, делая длинные переходы и продолжительные остановки – для производства мелкого корабельного ремонта и пополнения запасов продовольствия и питьевой воды.

Два раза они бросали якоря в безымянных бухтах малонаселённых полинезийских островов. Местные туземцы, видящие бледнолицых людей в первый раз (а, может, просто по причине своей малочисленности), были бесконечно приветливы и дружелюбны.

Белоснежные пляжи, голубые мелководные лагуны, окружённые высокими пальмами, разноцветные кораллы, медлительные крабы, яркие и шустрые рыбёшки… Дети с восторгом плескались в тёплой и ласковой воде, не вылезая на берег до самого вечера. А когда приходила чёрная тропическая ночь, то и Санька с Гертрудой с удовольствием принимали морские ванны, иногда приглашая и мужей с собой на променад. Естественно, что в этом случае супружеские пары расходились по разные стороны лагуны…

Людвиг Лаудруп полностью поправился. Хотя, «полностью» – чрезмерный термин, ведь, новая рука у датчанина так и не выросла.

После сказочных полинезийских островов следующая остановка была сделана в замечательной вьетнамской бухте, где – по мнению внутреннего голоса Егора – в двадцать первом веке будет располагаться большой город-порт Сайгон. Вьетнамцы тоже оказались людьми на редкость вежливыми, добронравными и гостеприимными, продав путешественникам – за сущие копейки – несколько тонн молочно-белого риса.

Потом ещё был остров Тайвань, где фрегаты отстаивались целых три недели, пережидая зимние шторма. Гертруда Лаудруп, посетив припортовый городок, накупила целую гору отличной фарфоровой посуды и несколько кип превосходной, чуть желтоватой бумаги.

Изучение же испанского языка продвигалось вперёд семимильными шагами. Ещё на полинезийских островах к Егору и Саньке подключились супруги Лаудрупы, а несколько позже и все дети, включая маленькую Лизу Бровкину, которой данный язык давался на удивление легко. Всего-то через месяц занятий девочка пыталась, даже, сочинять на испанском нехитрые стишки.

Наконец, уже в середине апреля 1705-го года фрегаты, благоразумно обогнув Японские острова, встали на якоря в бухте русского городка Охотска. В свинцово-серых водах плавали осколки голубоватого льда, дул сердитый северный ветерок, на палубе было холодно и промозгло.

«Надо же, прошло больше двадцати месяцев, как мы покинули родные берега!», – с ностальгическими нотками объявил внутренний голос. – «Что за это время произошло в России? Какие новости мы сейчас услышим?».

Через сорок минут от низкого берега отошла гребная шлюпка, в которой сидели люди в до боли знакомых русских мундирах, и направилась к «Александру», на передней мачте которого был поднят адмиральский вымпел.

– Прекрасные дамы! – Егор строго посмотрел на Саньку и Гертруду. – Извольте, как мы и договаривались ранее, спуститься в кают-компанию! Не беспокойтесь, потом мы вам всё перескажем подробно, ничего не утаивая, – обернулся к Лаудрупу и подбадривающе подмигнул: – Давай, Людвиг, твой выход! А я буду изображать из себя молчаливого боцмана…