Звонкий колокол России . Страницы жизни - [32]

Ну, наконец я освободился от долгоруковского кошмара… Что за страшная агония — и к тому же ему положительно лучше, он и ест беспрерывно, и этим себя поддерживает. Адольф Фогт (профессор гигиены Бернского университета. — Р. Ш.) выбился из сил. Третьего дня еще дикая сцена с сыном при мне — потом я их мирил… И когда я его немного урезонил, он все-таки сказал сыну при первом свидании на другой день, чтоб он уехал и дал бы ему спокойно умереть или лечиться. Один Тхоржевский невозмущаемо идет в этом болоте и хотя сильно скучает, но держит себя хорошо… Бакунин совершенно принадлежит партии Элпидина и с ним в кошонной дружбе. Каро мио — нам пора в отставку и приняться за что-нибудь другое — за большие сочинения или за длинную старость… Сейчас приехал Тхоржевский для отдыха и привез весть, что Долгорукову несравненно лучше. Вот вам и медицина.

Герцен — Огареву, Люцерн, 15–18 июля 68-го

Долгоруков выздоравливает. Фогт его сажает на молочное лечение. Сына он прогнал. Тхоржевский в понедельник едет в Женеву.

Отчего Чернецкий не присылает отпечатанных листов «Полярной звезды»? Отчего на «Колоколе» бумага скверная?

Герцен — министру иностранных дел Австрии г-ну Гискра из Ниона, 25 августа 68-го

Г-н министр,

врачи требуют, чтобы я отправился на воды в Карлсбад, — я совсем готов туда ехать, однако есть одно соображение, которое заставляет меня колебаться. Я — русский эмигрант, натурализовавшийся в Швейцарии с 1851 года, но так как я являюсь редактором газеты, имеющей несчастье не нравиться с.-петербургскому правительству, оно может предпринять некоторые шаги, чтобы потребовать моей выдачи. Я считаю ее невозможной. Тем не менее я решил, прежде чем пуститься в путь, взять на себя смелость обратиться непосредственно к вам, г-н министр, и попросить вас сказать мне, могу ли я рассчитывать на покровительство австрийских законов. Примите, г-н министр, и пр.

А. Герцен, главный редактор «Колокола».

Герцен — сыну Саше, 18 сентября, 68-го, из Парижа

Только вчера мы окончательно перетолковали обо всем с Боткиным, и я очень жалею, что ты не был при этом. Да, каро мио, такого доктора я, по крайней мере, не видел. Что за основательность, догадка и внимание. Он меня осмотрел всего. Вот результаты.

В диабете сомненья нет.

Запускать болезнь нельзя. Карлсбад слишком силен. Виши лучше. Пиши мне в Виши до востребования. Я еду в воскресенье или понедельник. Прощай. Обними Терезину (жена Саши Герцена. — P. Ш.). Желаю, сильно желаю вам счастья и покоя. Начал ты нелепо — может, поправишь жизнь впоследствии. Когда я поехал из Нефшателя и посмотрел еще на вас, остающихся, у меня сжалось сердце и навернулись слезы… Как-то ты выплывешь из пучины, в которую бросился очертя голову (Герцен считал женитьбу сына необдуманной. — Р. Ш.).

Герцен — Марии Каспаровне Рейхель, 9 октября 69-го, из Парижа

…Я бранил Швейцарию за гнусные поступки с Оболенской, за подкупленных адвокатов и жандармов. Я в Париже это дело поднял, но наши революционные утяты и бараны ничего не умеют делать и пропустили все сквозь рук (Герцен имеет в виду «молодую эмиграцию», в том числе и друзей Зои Сергеевны Оболенской — Утина и Баранова. — Р. Ш.).

Некто Н. Н. — Александру Герцену, редактору газеты «Колокол», из Рима в Женеву, 28 ноября 68-го

Милостивый государь!

Если Вы и Ваши сообщники не перестанете писать дурного против России и добрых людей, клеветать только за деньги, точно так же, как вы пишете хорошее тоже только за деньги, то даем Вам слово через год Вас не станет, и тогда ваш дохлый труп поганой скотины, как Вы, зароют где-нибудь как бешеную собаку.

Заметьте число — только четыре месяца остается.

Н. Н.

Заметка в «Приложениях» к «Колоколу» 15 февраля 69-го года

Я нашел это письмо, возвратившись из Цюриха в Женеву 2 декабря 68-го года. Это не прекрасно, но сильно. Нам нечего добавить к этим строкам (письмо Н. Н. процитировано Герценом полностью, с соблюдением орфографии оригинала. — Р. Ш.). …Убийца, находящийся на службе у консервативной России, в своем письме предоставляет нам годичный срок, а в постскриптуме сводит его к 4 месяцам, от 28 ноября. Это таинственно! Так когда же, милейшие убийцы, — 28 марта или 28 ноября?

Александр Герцен

Князь Владимир Петрович Долгоруков — Герцену. Сентябрь 68-го

Озеров (русский дипломат в Швейцарии. — Р. Ш.) хочет, чтоб я ехал в Дармштадт и объяснил Адлербергу или Шувалову, что сталось с бумагами покойного батюшки. Мне кажется, самое простое будет, если я им объявлю, что в силу завещания батюшки, я не пользуюсь его бумагами, и хотя знаю Тхоржевского и вас, но, не будучи бандитом, не чувствую себя способным явиться к вам с ножом и под страхом смерти требовать от вас отдачи вашей собственности…

Еще одна заметка в «Колоколе»

Князь П. Долгоруков оставил после себя довольно большое количество материалов, собранных им в результате больших усилий и труда нескольких лет. Материалы эти и его переписка были завещаны им Станиславу Тхоржевскому. С. Тхоржевский имеет намерение опубликовать часть материалов… Любители подробностей найдут в этом сборнике интересные разоблачения, касающиеся различных эпизодов истории России… («Приложение» к «Колоколу», 15 февраля 69-го года.)