Звезды Тянь-Шань - [10]

Грусть легла на глаза Айше. Она не жаловалась. Но это был другой Батыр. Гордость и задор ушли от него. Он стал еще проще, но беспредельно далекий. Она часами смотрела на яркую звезду в небе и ей казалось, что это Батыр: блистающий таинственный, но недосягаемый.

Нужно было решать. Батыр углубился в размышление. Он иначе смотрел на жизнь. С тревогой посматривали ближние и с любопытством другие.

Он решительно сел на коня и ускакал в степь. Где он? Говорят, что видели его у хунхузов, а иные говорят, что встречали его в Тянь — Шане. Один уверял, что он совершил хадж в Мекку, а затем направился в Кашмир.

Яркая звезда светила в проеме входа в юрту. Айше закрыла полог, но я не разочаровался, что звезда исчезла. Мне было все понятно.

* * *

Эдик с Абдыбаем притихли. Они соприкоснулись с иным миром. Тут же рядом с ними текла река более глубокой жизни. Она манила таинственностью.

Эдик плеснул еще раз сверкающую на солнце воду на тело и сказал:

— Но почему я ничего не знал, не читал, не слышал о таком? Никогда не поверил бы, если бы сам не пережил такое!

— Кто воспитывает и оповещает? — спросил я их в упор. — Неужели вы еще не поняли, что ваша информация течет от крикунов! Мутный ваш источник. Мудрые молчат. Пустые, как сороки, стрекочут без умолку. Кого вы слышите? Кто заполняет ваши уши словами? Кто заполняет ваши глаза гримасами удовольствия и неудовольствия? Кто заполняет ваше миропонимание «правильным» и «неправильным»? Кто стучит себя кулаком в грудь и призывает к правдоискательству?

— Да, сынок, — раздался за спиной голос аксакала. — Но в том испытание мудрому. В том закономерность роста. Кто пробьется через трясину пустого «знания», тот будет зрячим во всем.

Он подвел двух лошадей и сказал:

— Поедем со мной, а друзья пока подождут.

Мы въехали в более дикие места, но сияющее солнце и открытые лица гор подчеркивали чистоту.

«Здесь нет дикости. Здесь просто нет человеческого присутствия», — удовлетворенно отметил я.

Мы ехали долго. Избушка вынырнула неожиданно. Седой старец сидел рядом. Он не обратил на нас внимание и был глубоко погружен в себя. Трудно было разобраться в его национальности. Голову и лицо покрывали белые волосы. Аксакал сел рядом. Я продолжал почтительно стоять.

— Он слабо раскрыл свою Сущность, — сказал старец аксакалу. — Он заметен среди прочих, но тускло мерцает в Долине Ясного Света. Бутон не раскрылся, но кони обещают многое. Очень многое. Тропа, по которой он шагает, висит над пропастью. Или сейчас пусть уходит от людей, или они начнут уничтожать его. Его любит природа. Что больше этого?! Зачем ему люди? Что они могут?

Он замолчал и ушел в свои переживания. Мы ждали.

— Ты знаешь, что твой друг погибнет? — вдруг он поднял голову на меня и посмотрел такими глазами, что у меня обмякло тело.

— Да, — твердо сказал я. — Он насыщает свою сущность правильностями с такой скоростью и до такой силы, что я не могу смотреть в его будущее без содрогания.

Старец удовлетворенно посмотрел на меня. Тень усмешки скользнула по его лицу.

— Ты тоже увлекся этим. Хорошо, что тебя восполняет другое. Не перешагни через черту. Время наступает торжества сил. Сила в убеждениях, сила в правде, сила в мышцах, сила в знании. Всякая крупица любой силы несет в себе насилие. Сила правды несет угнетение. Сила убеждений стоит на фанатизме. Сила мышц жаждет побед. Сила знания искажает сущность.

Он вновь погрузился в себя. Мы ждали. Было тихо, как это бывает, когда солнце вступает в свои права. Мирно жужжали пчелы и копошились в цветах.

Где-то недалеко пасека. Небо покрыло голубым шатром солнечный простор.

— Предназначенное тебе ты выполнишь, — вновь открыл глаза старец. — Держись сущности Дао во всем. Учись даже у детей. Не отдавай ничему и никому предпочтение. Жизнь складывается из всего, а не из выбранных частей. Ты это знаешь и умеешь. Но ты избрал среду с перекошенным человеческим лицом. По мере твоего разворота они будут уничтожать тебя, твоих ближних, твою основу. Помни, яд пауков привлекателен его силой. Век силы — век насилий. Насилия обосновываются другим насилием — правильностью. Правильность обосновывается другой силой — фанатизмом, уверенностью и тем, что так думают все.

Скользит змея правил по лицу Земли и остановить ее ты способен своей Сущностью…

За деревьями раздался топот лошади. Крепкий и спокойный мужчина сидел на ней. Он подъехал и легко спрыгнул на землю.

— Познакомься, — сказал мне аксакал. — Это Батыр.

* * *

Эдик с Абдыбаем загорали на солнышке и о чем-то тихо переговаривались.

Мы подъехали к ним. Спешились. Батыр подошел к ним и протянул твердую и дружественную руку. Вряд ли Эдик с Абдыбаем догадались, что это и есть тот самый Батыр. Вряд ли они догадались, что женой аксакала стала Айше. Полный жизненной мудрости, он после долгих странствий остался в ауле. Батыр оставил Айшу и время решило по своему. Аксакала звали Наурыз, что в переводе означает весеннее время. Он действительно нес жизнь. У них с Айше выросло двое детей.

Батыр вернулся недавно. Он не распространялся относительно своих странствий и поселился далеко в горах у старца.

Никто не знает, откуда появился старец. Не понимал народ его, а оттого побаивался. Редкие смельчаки ездили к нему, или кого гнала нужда и горе. Но малопонятно говорил он. Как можно осуждать правду? Как можно не признавать справедливость и считать ее насилием? Святой он. Кто же спорит? Но какой странный. Видит каждого насквозь. Знает все наперед. Говорит, словно кол в землю вдавливает.