Звезды смотрят вниз - [6]

Взобравшись на мол, они очутились в гавани. Здесь, в грязной, пенившейся воде, несколько мальчиков с Террас искали уголь. Привязав к шесту старое ведро, в котором были пробиты дырки, они вылавливали им куски угля, упавшие в воду при погрузке барж ещё в то время, когда в порту работали. Лишившись угольного пайка, который рабочие получали из шахты два раза в месяц, они рылись здесь в грязи в поисках топлива, о котором прежде никто бы и не вспомнил. Джо смотрел на них с тайным пренебрежением. Он постоял у воды, широко расставив ноги и засунув руки в выпятившиеся карманы брюк. Джо испытывал презрение к этим беднякам. Его погреб был набит отличным углём, стащенным из шахты; он сам стащил его, выбрав лучший из кучи. А желудок его был всегда набит пищей, хорошей пищей, — об этом заботился Чарли, его отец. И все потому, что они с отцом знали, как нужно действовать: брать, добывать все, а не стоять тут в воде, дрожа, умирая с голоду, роясь в грязи, в робкой надежде, — авось что-нибудь сжалится над тобой и прыгнет к тебе в ведро.

— А, Джо, здорово! — прокричал заискивающе Нед Софтли, слабоумный откатчик из «Парадиза». Его длинный нос покраснел, все его тщедушное недоразвитое тело судорожно дрожало от холода. Он бессмысленно посмеивался.

— Нет ли окурочка, а, Джо, голубчик? Смерть покурить хочется.

— Будь я проклят, Нед, дружище… — Джо мгновенно проявил сочувствие и великолепный размах. — Будь я проклят, если это у меня не последний! — Он вытащил торчащий у него за ухом окурок, огорчённо посмотрел на него и зажёг его с самым дружеским сожалением. Но когда Нед, взяв окурок, отошёл, Джо ухмыльнулся: конечно, у него в кармане лежала целая пачка папирос «Вудбайн». Но неужели же рассказывать об этом Неду? Боже сохрани! Все ещё усмехаясь, он посмотрел на Дэвида, как вдруг чей-то вопль заставил его снова быстро обернуться.

Это вопил Нед, громко протестуя. Он набрал полный или почти полный мешок угля, проработав три часа на пронизывающем ветру, и только что собирался взвалить мешок на спину и нести домой. Но Джек Викс опередил его. Джек, здоровенный, неотёсанный малый лет семнадцати, преспокойно дожидался подходящего момента, чтобы присвоить добычу Неда. Он подхватил мешок и, с вызовом посмотрев на остальных, хладнокровно, походкой гуляющего человека, зашагал из гавани. В толпе мальчишек раздался взрыв хохота. Ну и потеха! Джек стащил уголь Софтли и идёт себе с ним как ни в чём не бывало, а Нед ревёт и визжит ему вслед как сумасшедший! Настоящая комедия! Джо хохотал громче всех.

Не смеялся только Дэвид. Лицо его было бледно.

— Джек не смеет брать этого угля, — сказал он тихо, — это уголь Софтли. Софтли его собирал.

— Хотел бы я видеть, кто ему помешает! — Джо захлёбывался от смеха. — О господи, нет, вы только посмотрите на рожу Неда, скорее посмотрите…

Юный Викс шествовал по дамбе, легко неся мешок, а за ним бежал плачущий Софтли и насмешливая толпа оборванцев.

— Это мой уголь, — визжал Нед, и слёзы текли по его лицу. — Я столько возился тут, пока собрал его, чтобы маме было чем истопить…

Дэвид сжал кулаки и шагнул наперерез Виксу. Тот сразу остановился.

— Эй! — сказал он. — Что это с тобой?

— Это уголь Неда, — сказал Дэвид сквозь стиснутые зубы. — Ты не смеешь его отнимать. Это нечестно. Несправедливо.

— Чёрт возьми! — пробурчал Джек растерянно. — А кто же это мне помешает?

— Я.

В толпе никто больше не смеялся. Джек не торопясь опустил мешок на землю.

— Ты?

Дэвид утвердительно кивнул головой. Нервы его были до того напряжены, что он не мог произнести ни слова. В нём кипело возмущение несправедливым поступком Джека. Викс был уже почти взрослый мужчина, курил, ругался и пил водку. Он был на целый фут выше Дэви и на полпуда тяжелее. Но Дэвида это не остановило. Он в эту минуту помнил только одно: что Виксу надо помешать обидеть Неда Софтли.

Викс вытянул перед собой кулаки, один над другим.

— Ну-ка, ударь! — ехидно предложил он. Это был традиционный вызов на бой.

Дэвид одним взглядом охватил одутловатое, прыщавое лицо Джека, копну светлых, как лён, волос. Всё было как-то особенно отчётливо и ярко. Он видел угри на нечистой коже Джека, крошечный бугорок на его левом веке. Затем он быстрым, как молния, движением сбил вниз кулаки Джека, а правой рукой нанёс ему сильный удар в нос. Замечательный удар. Нос Джека заметно сплющился, и из него хлынула кровь. Толпа взревела, и трепет свирепого и радостного возбуждения пронизал Дэвида.

Джек отступил, мотая головой как собака, потом снова яростно бросился вперёд. Он размахивал руками, словно молотя цепом.

В эту минуту из обступившей их толпы раздался предостерегающий крик:

— Глядите, ребята, «Скорбящий» идёт!

Дэвид, отвлечённый этим криком, повернул голову, и кулак Джека угодил ему прямо в висок.

Сразу же всё стало как-то странно уплывать назад, всё закружилось перед его глазами, на миг ему почудилось, будто он спускается в шахту, — так внезапно надвинулась на него темнота, и зазвенело в ушах. Потом он лишился сознания.

Толпа поспешно разбежалась. Даже Нед Софтли торопливо ушёл, не забыв захватить свой уголь.

«Скорбящий» тем временем подошёл ближе. Он прогуливался по берегу, наблюдая, как волны тихо набегали на песок и отбегали назад. «Иисус Скорбящий» очень любил море. Он каждый год брал в «Нептуне» отпуск на десять дней и проводил его в Витли-Бэй, мирно бродя взад и вперёд по набережной между щитами, на которых начертан был его любимый текст: «Иисус скорбел о грехах мира». Эти самые слова были выведены золотыми буквами на фасаде его домика, и потому-то, хотя его настоящее имя было Клем Дикери, его все звали «Иисус Скорбящий», или просто «Скорбящий». «Скорбящий» работал в копях, но не жил наверху, на Террасах. Жена его Сюзен торговала пирогами своего приготовления в маленькой лавчонке в конце Лам-стрит, а над лавчонкой помещалась их квартира. Сюзен предпочитала другой, более грозный текст священного писания: «Будь готов предстать перед господом». Этот текст был напечатан на всех бумажных мешочках, в которых она отпускала свои изделия, и отсюда в Слискэйле пошла поговорка: «Ешь пироги Сюзен Дикери и готовься предстать пред господом». Но пироги были отличные, Дэвид их любил. Любил он и Клема Дикери, «Скорбящий» был тихий, безобидный фанатик. И он, по крайней мере, был человеком искренним.