Звезды просят слова - [2]

— Зачем тебе в первый день работы на новом месте понадобился гелий? — спросил я Леньку.

— Сейчас все расскажу! Полезай в машину, поедем на ожижительную станцию, — ответил тот на ходу и подошел к бело-зеленой «Волге». Ленька мастерски вырулил из ряда и не менее лихо промчал триста метров до новой территории института, где находилась ожижительная. Пристроившись в хвост очереди автокаров и ручных тележек с черными металлическими дюарами для жидкого азота и голубыми — для кислорода, он распахнул дверцу.

На дворе стоял жаркий сентябрьский денек.

— Так ты все эти годы здесь? — сказал Ленька. — Завидую. Мог заниматься наукой, не то что я…

И он рассказал, что по окончании аспирантуры его направили в весьма отдаленный «почтовый ящик», где он в течение пяти лет конструировал некую заоблачную аппаратуру. Производственные планы были достаточно жесткими, и в рабочие часы на науку времени не оставалось. Другое дело в нерабочие…

Потом его неожиданно вызвала в Москву, в иностранный отдел госкомитета. А через два месяца он оказался в слаборазвитой восточной стране, в столице которой создавался университет.

На всю страну он был поначалу единственным физиком. На него свалились сразу и лекции, и создание практикума, и даже составление учебников. Но самое страшное — язык.

— Наследие проклятого колониализма, — улыбнулся Ленька, — все мои студенты, кроме своего языка, говорили еще на английском. А нас только и научили различать, что passive, а что нет. Для начала пришлось писать лекции по-русски, переводить на английский, а потом зазубривать текст наизусть.

Через год такой жизни английский язык перестал мешать работе. Молодой «совьет прэфесэр», окно которого ночью гасло последним во всем городе, стал известной личностью. Ленька вытащил из бумажника и развернул потертую газетку. На фотографии дипломатический прием, рядом с президентом республики — почетный гость, наш космонавт, а на заднем плане, во фраке, сдержанно улыбается мистер Уоробьефф.

После великого множества жарких в прямом в переносном смысле дней наступили вечера, когда лекции уже готовы, корректуры учебников вычитаны, а спать еще рановато. Тогда в мозгу что-то переключалось. Приходили на память грибные леса вокруг бревенчатого поселка под Костромой, мокрая от дождя Манежная площадь с заплывающими рубчатыми следами убегающих в ночь машин, тихо гудящая ферростабилизаторами лаборатория после одиннадцати вечера, где твое одинокое бдение у приборов вдруг нарушалось стуком в дверь: «А у вас есть разрешение на ночную работу?» — это однорукий комендант обходил опустевшее здание.

Хотелось домой. И так как пока это было неосуществимо, его опять потянуло к науке. Но одно дело — оборудовать студенческий радиопрактикум, что кое-как удалось, а другое — создать на голом месте современную научную лабораторию.

Волей-неволей пришлось залезть в ту область науки, где еще можно было обойтись без приборов. Фронт его интересов постепенно переместился.

— Понимаешь, понесло меня в теорию, — виновато сказал Ленька, — да еще теорию относительности, в гравитацию (тут я тихо ахнул). Одолевал квантовую и релятивистскую теории поля, позднего Эйнштейна, уже куда легче — Фока в других. Современные работы… Пожалуй, дома меня на это не хватило бы. А там без оборудования что оставалось делать?! (Тон его был опять извиняющимся). Пришлось серьезно заняться математикой. И знаешь, появились какие-то мыслишки. Опять об эксперименте… Только я понял, что без жидкого гелия не обойтись. И когда настало время уезжать, я попросился в ваш институт. Пошли навстречу и даже комнату в Москве дали! Чудеса!

Наша очередь давно прошла. Спохватившись, Ленька вытянул через заднюю дверцу свою этажерку и побежал в здание станции. Отъезжали автокары и ульяновские тупорылые грузовички. В их кузовах курились завитыми дымками полные двадцатилитровые дюары. Я сидел и думал о том, что Ленька перешел ту черту, которая отделяет экспериментаторов от теоретиков, и замахнулся на что-то большое…

Обратно Ленька вел машину, не превышая скорости пешехода. На мой вопрос, откуда взялась эта «Волга», ответил:

— Там, за границей, приобрел на трудовые доллары. Надо экономить время. «Плимут» или «Форд» покупать не хотелось. Багажник на три метра, а главное, запасных частей потом не найдешь.

— Ты сейчас будешь начинать свой эксперимент с гелием? — спросил я.

— Вечером, — ответил Ленька. — Это для души. А на день уже успели дать работку, и притом срочную.

Вот и институт. Мы попрощались, и как оказалось, надолго.

Подошел срок сдачи правительственной темы, в нашем отделе несколько недель авралили. Даже пообедать было некогда. Но когда бы я не уходил из института, салатно-белая «Волга» еще стояла на площадке у входа.

Когда мы, наконец, сдали отчет, я позвонил жене на работу. Договорились отпраздновать такое событие — пойти в театр. Там же у театра решали и встретиться. Выбрался я из института поздно, времени оставалось в обрез, и я взял такси.

Выехали на Садовое кольцо. И почти сразу мимо промчалась двухцветная «Волга». Догнать еe было не так-то просто. Когда зажигался зеленый свет, она брала с места, как истребитель-перехватчик. Мой водитель удивленно поднял брови, а потом, присмотревшись, сказал: