Звезды не для нас - [61]

Внутри меня скрутились в тугой комок страх и ненависть. Сорвать бы опостылевший чепец, дрянную жилетку, поддетые вязаные кофты, вцепиться в обидчиков. Хочется выть от безысходности. Но нельзя. Я сильная. Я выживу. И отомщу тому, кто выгнал меня из королевства.

– Ты не заболела ли, милая? – морковная бабка дергает меня за рукав, участливо заглядывает в лицо. – Может тебе водицы принести?

– Спасибо, тетенька, я яблочко съем, все само пройдет. И вы угощайтесь, – достаю из-под полы яблоко. Ни к чему мне ее назойливое внимание, своих бед хватает.

Через несколько дней на бойком месте вместо морковки появляются имбирные пряники. Вот и ладно. У этой соседки и передник чистый, и хватка деловая, и покупателей побогаче зазывает. Найдем общий язык.

Который день стою. Не сахар такая жизнь, ой не сахар. Зато новые сапожки, шубку справила. Еще немного – и поминай как звали. Приоденусь, перезимую и уеду. Выживу. Красота – она любые двери открывает.

– Сочные спелые яблочки! Купите яблочки, господин…

Да что такое, еще один отвернулся и ушел.

– Яблочек не хотите, дядя? Для себя, для женушки?

Этот почесывает бороду да похохатывает:

– Говорят, с гнильцой яблочки-то. Снаружи красиво, внутри с червяком.

– Это все завистники! Лучше моих яблок на сто миль в округе нет! – в сердцах хватаю с горки самое красивое и с хрустом откусываю.

Меня душит отчаяние. Только все наладилось, неужели снова прятаться и кочевать по придорожным трактирам?

Вокруг смеются. Слезы текут по моему лицу.

– Да ладно тебе, не плачь, – торговка пряниками обнимает за плечи, вытирает мне лицо краем передника, вышитые розочки царапают щеки. – Будешь перед каждым нюни распускать – всех покупателей распугаешь. На-ка вот пряничка съешь, сладкое помогает. Домой иди, успокойся.

С благодарностью беру пряник. И впрямь полегче стало.

Всю ночь мечусь в забытьи. Мой первый бал. Волшебство огней и музыки, счастье переполняется меня. Маркиз шепчет на ухо, с кем танцевать. Проваливаюсь в темноту. Незнакомый мальчик убегает от няни и останавливается возле меня. «Мама?» – неуверенно спрашивает он. Счастливая улыбка короля. Смешно – какая же я мама? – «Иди сюда, глупыш». Сладкий крем с его ручонок, испорченное новое платье. Ершистый подросток несколько лет спустя: «Ты мне не мать. Ты никто!» Снова темнота. «Мы не можем столько тратить на твои прихоти. Ты хоть раз видела людей, которые тебя кормят? Спрашивала, чем они живут, пыталась помочь? Грязные и неотесанные? Так умой и научи. Каждый твой бал – это целая деревня без еды на всю зиму». Презрение в его глазах. Темнота. Тяжелая дверь заперта на замок. Платье служанки, тряский тарантас, унизительные разговоры с ростовщиками. Ворочаюсь, отмахиваюсь от воспоминаний, но они зудят внутри, отзываются ноющей болью.

Утром меня выворачивает наизнанку, кружится голова. Надо дойти до рынка, купить у девчонки склянку. Говорят, любую болячку лечит.

Каждый шаг дается с трудом. Медленно добираюсь через толпу до ее прилавка. Даю девчонке золотой. Она растерянно пытается вернуть мне монету.

– У меня и сдачи столько нет.

– Не надо сдачи, оставь себе, – тяну руку за склянкой.

– Не могу я с больного человека лишнее брать, – чуть не плачет. – Так забирайте, вам ведь нужно, – сует мне в руки склянку вместе с золотым. – Только пусть кто-нибудь из близких вам в ложку накапает, так надо.

Внутри жжет все сильнее. Домой, надо домой. Отлежусь, оклемаюсь – и вон из этого паршивого городишки. От боли темнеет в глазах. Хватаюсь за ограду, чтобы не упасть. Земля неодолимо тянет к себе, я оседаю на каменную брусчатку, не чувствуя осенней сырости и холода.

– Тетенька, не умирайте, тетенька, – девчонка стоит надо мной, размазывая по худым щекам слезы. – Вам обязательно поможет, всем помогает. Я вам накапаю, да из моих рук не сработает, надо, чтобы кто-нибудь из близких вам эту настойку дал. Или кому вы доброе дело сделали. Есть же хоть кто-то, кого вы любите?..

Мысли путаются. Кружатся чужие лица, мерещится тощая собака – вздрагивая шелудивыми боками, она бережно берет хлеб с девчонкиной руки, благодарно виляет хвостом и, оглянувшись, с укоризной смотрит мне в глаза. Окружающий гомон исчезает, и меня окутывают холод и темнота. Я вязну, тону в небытии, и где-то далеко-далеко затихает и гаснет мамина колыбельная песня.

– Прянички, имбирные прянички! Подходи кому пряничка!..

Паук Яры

Сергей Резников

г. Новоалтайск

Яра любила наблюдать за Макли. Рыжий карлик-шут вертелся колесом, забавно водил крупным с горбинкой носом, сыпал колкостям направо и налево.

– Ой, величество, у вас парик съехал! – визжал Макли.

– Не смешно, – отец Яры хмуро уставился в пустой кубок. Покрытое шрамами лицо скривилось, глаза сверкали из-под седых бровей.

Не до шуток было королю Дженнеру, половину земель захватил Вийлан Могучий, а вторая половина трещала по швам из-за голода, поборов да неверности наместников.

– А я ведь говорил! – с подвизгиванием продолжал шут, – король-то ненастоящий, настоящего давно ордландцы стрелою в зад…

– Довольно! – приказала Лия, мать Яры. Как всегда, элегантная, лёгкая. В розовом, будто лучащемся светом платье и с локонами золотистых волос, рассыпанными по спине, она выглядела, как и должна выглядеть настоящая королева. В её взгляде смешались пламя и лёд. Красивая, но жёсткая, будто скала. – Вон отсюда, шут! Сейчас приедет брат короля, мы ждём его с минуты на минуту. И твои ужимки неуместны!