Звезды не для нас - [51]

Сыто шипела ящерка.

Пешеходный проспект сужался, звуки становились тише, вывески тускнели, и сквозь зарево ночного неба начал пробиваться свет звезд. Трикс зашел в парк. Ноги ступали по мягкой земле, и гомон птиц постепенно заглушил шум города. На скамейке сидел старик. Седые пряди торчали в разные стороны, словно перья. Он горбился и походил на насупившегося воробья. Рядом, положив на траву слюнявую челюсть, валялся здоровенный мастиф.

– Здравствуй, Борк, – сказал Трикс. – Сколько лет…

– Всего тридцать.

– И только? Наверху время летит незаметно. Что ты так город запустил?

– Нет сил больше есть, – грустно ответил Борк. – Помнишь, раньше лет на двести спускались, и то у Пса ребра сквозь шкуру просвечивали? А сейчас миг, и уже язык вываливается, и сам дышит тяжко. Как там у наших дела?

– Как обычно. Пьют, дебоширят, дерутся. Но уже без огонька, запасы почти проели. Говорят: иди, мол, Трикс, вниз. Скучно стало, нет сил терпеть: сладко, томно, белым-бело вокруг. Кущи надоели: цветут и цветут, гадины. Да еще и эти, крылатые, поют – достали. Тащи, говорят, Трикс, контрабанду.

– Пришло, значит, время поменяться. Теперь ты тут, а я – там.

– Верно. Пёс жирненький стал, надолго хватит.

– Осторожнее здесь, Трикс. Слишком много вранья стало.

– Странно слышать это от духа лжи.

– Согласен, грех жаловаться. Но мы перестаём справляться, Трикс. Представь, если вовремя не придет дух лжи, не соберет излишки, что случится с этим миром? Он сожрёт сам себя. Люди перестанут доверять друг другу, и ложь обесценится, станет обыденностью. Может, даже совсем исчезнет… И не станет для нас работы.

– Как наверху и случилось.

Помолчали.

– И всё-таки жалко, что на нас и тут, и там волками смотрят, – сказал Борк. – Тут нам не рады, потому что обманщиков обманываем. Там не рады, потому что запретные плоды носим. Только между собой честно поговорить можем.

– О чём ты, Борк? Я всегда честен. Ведь духи лжи никогда не врут.

– Да, ладно, прости старика. Засиделся.

Борк и его собака исчезли. Трикс остался сидеть на скамейке в пустом парке. Ящерка высунулась из кармана. Взобралась на плечо.

Где-то в городе зазывала вычистил щеткой голову коня, и достал из заначки мзду для Аркадия Ивановича. Трое полицейских доедали бесплатную шаурму. Гитарист бросил попытки подобрать щемящую мелодию и окончательно решил вернуться к привычным аккордам: нужно деньги зарабатывать, а не за мечтой гоняться.

Наверху, в мире, лишенном вранья, пухлые губы вытягивали из огромного мастифа крупицы лжи и раскатывали по нёбу терпкие шарики.

Трикс насвистывал весёлую песенку. Между мирами, не нужный ни там, ни здесь, он чувствовал себя по-настоящему счастливым.

Мустафа и хитрый гейзенбаг

Михаил Крыжановский

г. Пермь

Было это иль не было – того я не знаю, а если и было, то в те времена, когда верблюды вниз горбами ходили, а вода вверх текла. Так давно это было, что я тогда три казана жирного плова съедал, и даже вкуса шафрана не чувствовал, а после еды одной рукой барана поднимал.

Жил тогда на свете простой ремесленник Мустафа. В часы работы мастерил он инструменты да игрушки, чинил роботов и перцептронов, а в часы отдыха курил табак, пил пряный кофе и прохладный шербет в бане.

Не было у Мустафы ни жены, ни наследника. Только прекрасная дочь Аиша: брови нарисованы жирным углём, губы выложены спелой вишней, щёки словно яблоки. Такой доброй и умной была Аиша, что ни один мужчина ещё не видел даже краешка её туфли.

Но Всевышний Аллах дал казану четыре ручки, чтобы за две его держала женщина, а за две – мужчина. Пришла пора искать дочери жениха.

Огорчился и призадумался Мустафа. Хоть и работал он как ишак, только приданого для Аишы у него было два мешка муки, килограмм палладия и старый ковёр. Кто ж возьмёт в свой дом такую нищую жену? Как сыграть свадьбу на пятьдесят дней, как накормить пять сотен гостей? Зачинать семью с позора всё равно, что сажать дерево в песок – дерево засохнет, а песок останется.

Думал Мустафа, думал – и придумал. Возьмёт её местный бай без приданого, только за красоту и послушание. Пусть у толстого бая борода, как хвост телёнка, растрёпанная да вонючая, пусть пальцы жирные и жадные, зато будет дочь в сытости.

Услышала эту новость Аиша и заболела. Забыла имя Аллаха, перестала молиться, и только ходила кругами по комнате, то замирая на месте, то пускаясь бегом.

Искал причину Мустафа, ходил по врачам да мастерам – никто не нашёл источника болезни. А когда нет помощи на земле, искать её нужно на небе. Погрузил Мустафа на мула солнечные батареи, сложил электронный мозг дочери в короб, сказал: «Бисмиллях!» и выехал в Истанбул – просить помощи у самого шейх-уль-ислама.

Сколько ехал Мустафа – того нам знать не нужно, а наткнулся он в пути на демоническое чудовище: дэва. Сидит страшный дэв на берегу реки, когти словно сабли, пасть дырой, брюхо горой, глаза горят ядерным огнём. Сидит и не двигается, только головой дёргает.

Проехать бы Мустафе мимо, да только за греховную жадность к знаниям наказал его Аллах неумеренным любопытством. Грех слаще мёда, а кто мёд держит, у того и пальцы липкие.

Слез Мустафа с мула, подкрался к дэву и заглянул в его логи-записи, чтобы узнать, что случилось.