Никакого секса. Она задумалась о том, чего лишилась. Без ласковых прикосновений Джордана воздержание может оказаться очень тяжелым.
— Ты серьезно предлагаешь нам пожить вместе?
Она приглядывалась к нему, готовая заметить малейшее неверное движение, любой знак, который показал бы, что его усилия направлены лишь на одну цель— подрыв империи Гаррисонов. Но эта нежность и задумчивость в его серьезном взгляде… Брук была невольно тронута.
— Совершенно. И если ты не хочешь подумать о своем здоровье, подумай о ребенке.
А вот это уже было нечестно. Джордан оставался Джорданом. И единственный действительно неотразимый аргумент, с которым она не могла спорить, — это он сам…
— Хорошо. Но я хочу установить некоторые основные правила.
— Это честно. — Он смотрел на нее голубыми глазами, в которых было то самое выражение, которое он использовал на переговорах, — «придем к наилучшему соглашению».
— И ты должен пообещать их выполнять.
— Ты тонко улавливаешь нюансы, — Джордан подмигнул, и юмор смягчил его серьезность. — Слышал, за столом переговоров ты такая же жесткая, как другие члены твоей семьи.
— Еще один сомнительный комплимент. — Хотя Брук должна была признать, что, будучи миротворцем в семейных отношениях, она наслаждалась своей довольно агрессивной деловой манерой. — Но вернемся к правилам. То, что я переезжаю к тебе, не означает, что я изменила свои взгляды на брак.
Перспектива замужества по-прежнему страшила ее, а она не хотела думать ни о чем, что могло бы выбить ее из колеи.
— Понял.
— И думаю, будет лучше, если мы будем спать в разных постелях.
Она имела в виду, что у нее были кое-какие секреты, которые она не готова была ему доверить.
В уголках глаз у него собрались веселые морщинки.
— Боишься, что не сможешь устоять?
— Ты преувеличиваешь свое «эго».
— Или чувство юмора. — Он улыбнулся и прикоснулся пальцем к ее губам. — Пытаюсь вызвать улыбку на твоих губах.
Его мягкое движение затронуло в ней какие-то спрятанные чувства.
— Прости. Я просто… напугана.
Вся веселость сразу ушла из его глаз, и он обнял ладонями ее лицо.
— Ох, проклятье, конечно, ты боишься.
— Я бы не волновалась, если бы дело касалось только меня, но я беспокоюсь за ребенка, а это уже слишком много для меня.
— Доктор запретил тебе беспокоиться. — Он погладил ее по животу с такой нежностью, что Брук так и не решилась помешать ему. — Думай о чем-нибудь другом.
Она отогнала страхи, признав, что он прав и она должна постараться ради ребенка.
— Например?
— Ты уже выбрала имя?
Лимузин остановился на переходе, пропуская пешеходов. Она чувствовала тепло его руки.
— Я подумаю об этом, когда ребенок перестанет прятаться от ультразвука. Тогда будет видно, какое нам имя выбирать — для мальчика или для девочки.
— Нам?
А что, он сомневался, что она помнит о нем?
Что ж, это еще одно подтверждение того, насколько плохо Джордан ее знает, если думает, что она откажет ему в принятии такого важного решения.
— Разумеется, ты должен сказать свое слово, если только не придумаешь чего-нибудь чудовищного. Как звали твою мать?
— Виктория.
— Ты так назвал свой отель… — пробормотала она удивленно.
Почему же она этого не знала? Еще одно напоминание о том, как много им еще предстоит узнать друг о друге, прежде чем она сможет подумать о том, чтобы связать свою жизнь — и судьбу — с этим мужчиной.
Он пожал плечами.
— Это так трогает… — Хотелось бы ей быть настолько же близкой с их собственным ребенком. И как сильно это отличалось от отношений с Бонитой! — Мне жаль, что моя мать так вела себя.
Он бросил на нее быстрый взгляд. Холодный, непрощающий.
— Тебе не за что извиняться.
Но Брук все еще чувствовала себя виноватой, потому что пять месяцев назад не подумала о том, к чему может привести ее поведение.
— Первый раз, когда я пригласила тебя на ужин, тебя ударил мой брат…
— Ты хочешь сказать, он попытался меня ударить, — уточнил Джордан.
Мужское «эго». Она подавила смешок.
— Именно, — сказала она и все-таки прыснула. — А на следующий раз, когда мы оказались у нас дома, моя мать ринулась в атаку, хорошо хоть не с кулаками.
— В тот раз ты пострадала. Мне следовало вмешаться раньше.
Как будто это что-нибудь изменило бы. У нее дрожали руки, когда она положила бутылку с водой рядом на сиденье.
— Никто не может ее остановить, когда она вот так сходит с катушек.
Как бы то ни было, Брук следует раз и навсегда прекратить это! Она не могла позволить своей матери делать то, что угрожает здоровью ребенка. Гнев закипел в ней при мысли о том, чего им всем могла стоить выходка Бониты.
Он успокаивающе положил руку на ее судорожно сжатый кулак.
— Я думаю, сейчас это неподходящий для тебя разговор.
— Да-да, «думайте о приятном»! — Она заставила себя сделать глубокий вдох и выдох, потом еще и еще.
— Именно. — Он поднес ее кулак к своим губам и поцеловал, один раз, другой, пока тонкие пальцы не разжались. — Расскажи мне о своем детстве, только вспомни хорошее!
Она сказала первое, что пришло ей в голову:
— Мама рисовала когда-то. Выходила на береге этюдником. Мы с Бриттани развлекались по-своему — швыряли пригоршни песка в волны.
— Замечательное воспоминание. — Он погладил внутреннюю сторону ее запястья. Лимузин остановился у железных ворот перед домом на северной окраине косы.
