Звезды над нами - [29]

- Х.. дрочу! - в сердцах крикнул я ей.

- Ты что, с ума сошел?! - испугалась она. - Мама услышит!

Наконец, я облегченно вздохнул и, приняв душ, вышел из ванной.

- Что произошло, Сержик? - тут же подскочила ко мне Алена. - На тебе лица нет - ты весь бледно-зеленый, как инопланетянин...

- Я - инопланетянин! - нервно засмеялся я. - Я пришел из космоса: на Земле не рождается таких кретинов, это особая порода, выведенная в черной дыре!

- Ты что?! - отпрянула Алена. - У нас и так беда, а тут ты еще...

- Какая беда?

- Мамин "Вечерний коммунист" переименовали в "Вечерний звон", и она в знак протеста объявила голодовку.

- Будет срать меньше.

- Что ты сказал?! - округлила глаза Алена, застывая с квадратным ртом.

- Я сказал, что твоя дорогая маман будет реже выделять экскременты, - пояснил я.

- Животное! - завизжала Алена. - Ты не человек - ты просто тварь, мерзкая тварь, ненавижу тебя! Собирай чемодан и убирайся!

- Пожалуйста, - пожал я плечами.

Мне и правда захотелось уйти, чтобы побыть наедине с собой и спокойно поразмыслить, что же все-таки со мной произошло и чем это грозит обернуться в будущем, тем более что у меня было такое чувство, будто все эти мелкие неприятности последних дней - лишь внешние проявления чего-то более значительного и страшного, неумолимо надвигающегося на меня.

Я быстро побросал в чемодан свои пожитки, оделся и вышел, не попрощавшись с рыдающей Аленой. На лестничной площадке я выглянул в окно, идет ли еще снег, и увидел внизу у соседнего подъезда уже знакомого мне "хвоста", пританцовывающего на ночном морозце. "Значит, все-таки шпик", - окончательно убедившись в слежке, я спустился на первый этаж и позвонил в дверь алкоголика-одиночки Смиренного.

- Чего надо? - показалась в двери его сморщенная голова.

- Дело есть, Смиреный, - сказал я вполголоса.

- А, это ты, сосед, - прищурился он в темноту подъезда, = ну, заходи.

- Чем это у тебя воняет? - закашлялся я, пройдя в единственную комнату Смиреного.

- Борис Федорович, - коротко ответил он.

- Кто? - не понял я, не замечая в комнате никого, кроме нас двоих.

- "БФ", клей такой знаешь? Я его варю, спирт вывариваю, не хочешь попробовать?

- Да нет.

- А чего пришел?

- Хочу твоим окном воспользоваться.

- Рубль, - сразу назначил цену Смиреный, как будто его окном часто пользовались и у него уже была твердая такса.

- Отдам с получки, - обещал я.

- А ты чего с чемоданом? - спросил Смиреный, открывая окно.

- Хм, я думал, ты спросишь, зачем я в окно вылезаю, = хмыкнул я.

- Это меня не колышет: заплатил - хоть вниз головой выпрыгивай. Непонятно только, чемодан зачем, - отчего-то подозрительно покосился он на мой чемодан.

- В Америку эмигрирую, Смиреный, так что не поминай лихом! - хлопнул я его по костлявому плечу.

- Брешешь, как всегда, - недовольно проворчал он в ответ. = Ладно, вылезай быстрее, а то полную квартеру снегу напустишь.

Я вылез из окна с противоположной от подъезда стороны дома, спрыгнул в свеженаметенный сугроб и, поймав выброшенный Смиреным чемодан, растворился в снегопаде.

8. Зоровавель

В половине двенадцатого ночи я брел по пустынным улочкам Углова и, меланхолично наблюдая, как на бледный свет неоновых фонарей слетаются снежные мотыльки, с грустью размышлял над нелегкой долей провинциального мессии (хотя, в скобках нужно заметить, что Христос тоже родился не в столице).

Картинка вырисовывалась невеселая, но поучительная: живет себе обычный человек и, ничем особо не выделяясь и не хватая с неба звезд, доживает до 30 лет... И тут он вдруг, а может, и не вдруг - 30 лет ведь, своеобразный рубеж, полжизни прожито = начинает понимать, что чего-то ему в жизни не достает: то ли любви, то ли денег, то ли славы, то ли еще хрен знает чего, но значительного. Короче, такое чувство, что жизнь проходит впустую. Но вот случается чудо! С небес раздается трубный глас, и добрый ангел в обличии пройдохи-кооператора приносит этому человеку благую весть: он призван стать мессией во имя спасения человечества. Восторженные крики, музыка, цветы, фейерверк... отменяются, потому что этот человек, будучи по своей натуре циником, не питает в отношении себя иллюзий и слишком хорошо понимает, что из такого дерьмового полуфабриката, как он, ни за что не сделать, сколько ни старайся, конфетку под названием "Мессия". Более того, вместо восхождения на божественный Олимп этот самый человек скатывается в такую глубокую яму, из которой ему уже не выбраться, иначе как наполнив ее собственным дерьмом.

Итак, подведем итоги моего двухнедельного "мессианства": я потерял любимую женщину, был продан и вдобавок сам продался ненавистному мне человеку, во мне пропала уверенность в себе как в мужчине после того, как меня обозвали импотентом, и, в завершение всего, меня выгнала из дома жена, и теперь мне некуда и не к кому идти. Разве что обратно к тетке... Нет уж, лучше упасть в ножки к Занзибарову и попросить у него кабинет с мягким кожаным диваном... Ну и дерьмо же я!

- Эй, папаша, куда прешь, ведро опрокинешь! - неожиданно раздался возле самого моего уха окрик.

Очнувшись от своих мыслей, я обернулся и увидел прямо перед собой в фонарном свете спортивного сложения парня в легкой курточке. На вид ему было не больше шестнадцати.