Звезды на росстани - [9]

«Чего хорошего?» — выкрики были с места. «Че защищаешь Засухина?» С места вообще начались выступления. Вперебой. Не давали говорить. Пацаны не шли вперед. Говоруны неважнецкие, они держались друг друга, скопом выходило у них гораздо ярче. «Че ты Соболя приравнял к Засухину?» «По-твоему, он плохо сделал, что Засухину набил морду?» «Ну да, плохо набил морду, что ли?» — варьировал каждый свое.

Борька Поп не усидел тоже. Полез к сцене. «Слазь, друг, слазь! Кого ты учишь? Соболя учишь? Валяй, откуда пришел!» И стащил со сцены. Надо сказать, стащил недостойным образом: за штаны. Борьку налаживались обсуждать за то, что, во-первых, нарушил субординацию: самочинно лишил слова этого типа. Какого-то Иволгина… Во-вторых, за штаны стащил: ну, почему обязательно было — за штаны? Да Борька-то был не один: грянула вся девятая. Да что девятая, вся жеуха на его поддержку пошла!

Мастер, Наиль Хабибуллович, в сторонке сидит, будто не его дело: посмеивается.

Говоруна Иволгина прокатили-таки, не вышел в комсорги…

— Да, Авенир Палыч, условия были неважные, — разматывал я ниточку разговора, — но знаете, тогда был победный подъем души, которого, может быть, нет сейчас.

— Значит, в бараках жили? — Гулякин выхватил одно слово изо всей моей лирики. — Да, но это когда было? Поди, двадцать лет прошло, а? А теперь? Теперь-то какое время? Создаем материально-техническую базу, а тому другу пришло в голову загнать пацанов в бараки.

— Как в бараки?

— А вот так! Да еще жалуется, что не даем согласия на открытие.

— У них что, нет денег?

— В том-то и дело: есть.

— Есть, — подвязался Иволгин к разговору. — И проект есть, хотя училище, кажется, не в плане. Надо строить, а там не чешутся. На бараки надеются!

Ну, бюрократы! Вот бюрократы! Взять бы собрать всех бюрократов вместе да в один барак бы…

— Успокоить надо человека. Балтина, говорю. Управляющего. Выскочку. Во-первых, составить, какой следует, акт. Ни в коем случае не опускать слова «бараки». На этом акцент сделать. И убедить. Доказать что к чему. Дипломатия, она нужна, конечно, но тут упорство — вот главное. Потому что у тебя в руках — факты. Нахальство тут надобно, я бы сказал. Этого добра в тебе от природы. — Сказал, будто похвалил. Едва по плечу не похлопал. — Вот давай-ка мы тебя и командируем на это задание. Иначе и нельзя. А то он же на нас и жаловаться будет! К чему нам всякие жалобы? Пусть строит училище, пусть правильной дорогой идет.

Спрос на нахальство. Я подхожу больше других. Что же, со стороны, говорят, виднее. Я затаенно вздохнул.

— Доказать, что не в его интересах шуметь о немедленном открытии? Так?

— Правильно.

— Абсолютно точно, — заверил и Иволгин с мягкой улыбочкой.

— И думаю, у тебя это дело получится, — прибавил еще начальник.

Невольно я оглянулся назад, на окна, на приоткрытые жалюзи, сквозь матерчатый камуфляж и прочие искусственные заграждения, струящие-таки натуральную свежесть. За окном было лето. По-летнему фырчали машины, колокольно-протяжно звенели трамваи.

Но посылают не шутки ради. Кто станет посылать шутки ради?

— …Настраиваться на дорогу. Чем скорее, тем лучше.

— …Проект, деньги — все есть. Вот и стройте инициативным способом! Употребляйте свою молодую энергию — кто мешает? А то легкий способ изобрели: жаловаться. Терпеть не могу выскочек!.. — Сквозь уличный шум, сквозь трамвайный звон доносились эти слова, приглушенные будто бы обитыми войлоком дверьми. А может быть, уши мне заложило?.. — При жизни, понимаешь, готовят себе памятники, а мы отдувайся. У нас нет плана на ввод новых училищ! Современных училищ!

— Совершенно верно, — подхватывал другой голос. — У нас свои задачи, свои планы. Свои инструкции, если хотите. Тут мы должны быть на высоте…

Было еще мне указано, чтобы не в одиночку действовал, созвонился на месте с Николоберезовским училищем, с Рифкатом Билаловичем. Полного доверия не заслужил.

Когда выходили от начальника, Иволгин выкладывал последние инструкции:

— Главное, акт, толковый акт, дорогой Юрий Иванович. Это уже полдела. Больше даже!.. — Асенька, милая, выпиши Юрию Ивановичу командировочное… Без акта — одни разговоры, а тут черным по белому: ба-ра-ки. Для занятий не приспособленные. Я позвоню Рифкату Билаловичу. Я ему позвоню. И ты брякни, как прилетишь.

— Дело нужное, Иволгин, понимаю. — Я обернулся к нему. — Но ведь посылали работника, не пешку, черт тебя подери с твоей дипломатией! Почему ты не сделал, какие надо, акты? Почему не справился с поручением?

— Послушай, Соболев. Так ты разве ничего не уразумел? Не усвоил никакой политики?

— Работать, чтобы после тебя не перерабатывали — такой политике нас учили… В железнодорожном училище…

Встревоженная острым разговором, Ася глянула на меня.

— Выписывай. Нечего на него молиться.

— Но у него же встреча с товарищем…

Она достала бланк командировочного удостоверения. Иволгин стоял позади меня. Охранял, что ли? Будто я мог внезапно передумать и отказаться от поездки.

IV

Нельзя сказать, что я пришел в восторг от затеи начальства. Восторга особого не было. Хотя в незапланированной командировке был и свой интерес: увидеть этого самого Балтина, производственника, понявшего суть профессиональной подготовки кадров. С одной, правда, всего-навсего стороны, с коммерческой: рабочих получить, да подешевле. А как он ринулся против наших, мягко говоря, инструкций! Забегали, заискали кандидатуру… Что ж, собраться в дорогу нам проще цыгана: не надо и подпоясываться.