Звезды на крыльях - [43]

Наш батя

Стояла осень 1942 года. Враг захватил Ставрополь, Невинномысск, Минеральные Воды, Георгиевск. Немецкие колонны подходили к населенному пункту и крупному железнодорожному узлу Прохладный.

Действия нашей авиации — и штурмовой, и истребительной — нацелены против наступавших фашистских полчищ. Каждый летчик совершал ежедневно по четыре, пять, а то и шесть вылетов на штурмовку.

Первые группы поднимались на задание еще до восхода солнца, а последние возвращались на исходе дня, когда багряный диск солнца уже катился к горизонту, освещая снежные вершины гор.

Однажды под вечер, как только летчики приземлились на новом аэродроме у Орджоникидзе, к командному пункту полка подъехала легковая машина. К вышедшему из нее генералу подбежал Дзусов и четко доложил о боевой работе полка.

Когда он закончил свой рапорт, генерал в упор спросил:

— Почему не взлетают самолеты, ранее вернувшиеся с задания?

— Больше самолеты в воздух выпускать нельзя, товарищ генерал. В горах вечерние сумерки наступают внезапно. Через полчаса все окутает непроглядная тьма. Аэродром же для полетов ночью не приспособлен: нет фонарей, которыми можно обозначить посадочную полосу и границы аэродрома, а главное отсутствует прожектор. Да к тому же многие летчики прибыли только что из училищ и ночью никогда не летали…

— Немедленно высылайте еще одну группу на штурмовку!

На одном аэродроме с истребителями размещался и полк штурмовиков Ил-2. Мы, как правило, вместе вылетали. И задача у нас была одна — штурмовка наземных войск противника.

Собрались на задание быстро, по тревоге. Через несколько минут уже вся группа штурмовиков и истребителей направлялась в район станицы Советской.

Штурмовка была успешной. Фашисты, видать, уже не ожидали налета, их войска скопились на дорогах и вблизи них. И штурмовики, и истребители всю силу своего огня обрушили в самую гущу фашистов. Но над целью долго задерживаться нельзя. После двух-трех атак ведущие групп собрали всех в боевой порядок для следования на аэродром.

Возвращались на большой скорости, так как солнце уже начинало прятаться за горизонт. В воздухе хорошо просматривалась вся группа самолетов. Бельский впервые был в такое время в воздухе, любовался картиной предвечернего Кавказа и радовался, что в этот вылет взяли и его.

Вот и аэродром. Странное дело, местность вокруг аэродрома узнается легко, хорошо видны очертания гор, но внизу, под собой, ничего не видно. Лишь по расположению гор угадывается направление посадочной полосы. Первыми садились штурмовики. За ними — истребители.

Поскольку земля не просматривалась, Бельский решил подходить к ней на минимальной скорости.

коснулся земли, полностью убрал газ и начал тормозить. Вскоре подбежали механики и, сигнализируя карманным фонариком, сопровождали его к стоянке.

Через несколько минут начался разбор полета. Заместитель командира полка капитан Аленин доложил о выполнении задания. Затем Дзусов говорил о том, как пришлось ему поволноваться за нас, пока не приземлились все самолеты.

Он рассказал, как один летчик-штурмовик сел поперек летной полосы, при пробеге попал в овраг и сломал шасси. Но, к счастью, никто не пострадал, хотя самолет пробежал через стоянку, на которой были другие машины и много технического персонала.

Но вот Дзусов стал рассказывать, посмеиваясь, как один наш самолет сел не у посадочного знака «Т», а далеко от него. Бельскому даже в голову не пришло, что летчиком этой машины был… он. Все от души смеялись, но больше всех сам Дзусов. Смеялся и Бельский, ведь садиться пришлось в полной темноте, дальше консолей крыльев ничего не было видно. К тому же, для него такая ситуация сложилась впервые, ведь ночью он до этого не летал. Рулил по аэродрому на малой скорости, куда указывали ему огнем фонарика механики… Ну а Бате было весело оттого, что молодые летчики не подвели его.

Первый же вылет утром следующего дня стал для Бельского памятным и чуть было не оказался последним…

* * *

Увлекшись атаками колонн, он не смог своевременно подстроиться в боевой порядок, оторвался из-за этого от группы. На его одинокий самолет ринулось шесть «мессершмиттов». Несколько раз удавалось Бельскому увернуться от их огня, но все же его самолет был в конце концов подбит: машина частично потеряла управляемость и начала гореть.

На выручку пострадавшему летчику бросились все другие летчики группы. Они оттеснили «мессершмитттов», сбив при этом двух из них. Едкий дым врывался в кабину Бельского, отчего становилось тяжело дышать, слезились глаза. Продолжать длительный полет, чтобы возвратиться на свой аэродром, он не мог. Поэтому пошел на вынужденную посадку.

Напугало летчика и другое обстоятельство. Во время атаки «мессершмитта» он всем своим телом ощущал удары снарядов по правой плоскости крыла, один из них разорвался в непосредственной близости от кабины. Но Бельский не почувствовал, что осколки попали в него: один в плечо и несколько — в ногу.

Когда же друзья отбили его у врага и окружили своим спасительным кольцом, Иван вдруг ощутил потоки теплой жидкости на правой руке. Посмотрел — из раны на плече лилась кровь.