Звезды комбата - [18]

Хохряков улыбнулся:

— Командарм Рыбалко советует до непосредственного соприкосновения с противником держать крышки верхних люков, да и люков водителей открытыми. Ну что вы увидите в смотровой прибор? Яму в двух шагах можно не заметить, не говоря уже о целящейся в вас противотанковой пушке противника в двухстах метрах. А корректировать огонь как будете? Короче говоря, вдвое меньше потерь, а скорость маневра удваивается, если следовать совету генерала Рыбалко.

После обстоятельной беседы с танкистами Хохряков сел за рычаги и опробовал машину: удобен ли выезд из укрытия. А когда рассвело, расспросил механика-водителя и башенного стрелка о целях на переднем крае противника. Затем велел командиру танка лично вывести машину на одну из намеченных огневых позиций. Каролиев сел за рычаги, и танк словно вылетел из засады. Здесь каждый из членов экипажа произвел из орудия прицельный выстрел по врагу. Корректировал огонь сам Хохряков.

Когда же по «назойливому» советскому танку начали пристрелку вражеские артиллеристы, Хохряков скомандовал:

— Радист-пулеметчик Кибенко, на место механика-водителя! Танк — в укрытие!

Не всегда комбат может уделить столько внимания каждому экипажу на войне, но стремиться к этому он должен.

— Ну что ж, Урусбек. Хорошие ребята у тебя, или, как по-казахски говорят, жаксы! — сказал напоследок Хохряков.

— Рахмет! Спасибо, товарищ командир.

— Наставления знают и выполняют их отлично. Вражеским снарядам не кланяются. Но этого мало, Каролиев. В бою всегда приходится делать больше, чем предписано наставлениями. И наш боец способен на это.

— Так точно! Все сделаем, товарищ командир!

…В расположении штаба возвратившегося Хохрякова встретил с докладом его помощник по хозяйственной части:

— Товарищ майор! Для вас нашли, отремонтировали и утеплили комнату.

— Ну что ж, пойдем посмотрим. Прошу, товарищи, на новоселье.

За Семеном Васильевичем двинулись все, кто был рядом.

Хохряков придирчиво осмотрел просторную светлицу, улыбнулся и вдруг, словно вспомнив о чем-то, сказал:

— Мне звонил начальник политотдела гвардии полковник Павел Евлампиевич Ляменков и просил создать в батальоне офицерскую комнату. Не открыть ли ее здесь? Как, товарищи?

— А где же вы будете отдыхать и работать? — отрешенно пробормотал помпохоз гвардии капитан Бычковский.

— Я лично?.. А вот вместе с Володей. Примешь меня? — Хохряков повернулся лицом к парторгу Пикалову.

— С удовольствием! — Владимир Андрианович Пикалов гостеприимно развел руками.

— Вот и хорошо. А в офицерскую комнату, думаю, надо немедленно доставить подшивки газет: нашу корпусную — «Знамя Родины», третьей гвардейской танковой — «Во славу Родины» и всеармейскую — «Красная звезда». Очень хорошо было бы достать географическую карту, изготовить красные и синие флажки — для информации о перемещении линии фронта, а также завести стенд для ежедневного вывешивания сводок Совинформбюро. Ведь наступаем, товарищи, и каждый советский населенный пункт, отбитый у врага, — это малая победа, которая должна вдохновлять воинов на скорейшее достижение всеобщей, окончательной. Считаю, что музыкальные инструменты, шашки и шахматы тоже не помешают… Это все, Владимир Андрианович, по твоей части, — Хохряков дружески подмигнул Пикалову. — Хотя и принял меня на квартиру, тебе больше всех работы достанется. Ведь ты, пока прибудет новый замполит, исполняешь его обязанности. Не сетуй: друзей нагружают больше, чем остальных… А об уставах и наставлениях должен позаботиться начштаба гвардии старший лейтенант Урсулов.

Первым, с кем Хохряков беседовал по душам во впервые организованной офицерской комнате, оказался его земляк, комроты Иванов.

Как и Хохряков, Леонид Иванов был неравнодушен к музыке. Он принес сюда в футляре небольшой цветастый предмет, похожий на шестигранную призму. Положив его на стол, вопросительно взглянул на Хохрякова:

— Пригодится?

— Концертино?! — радостно удивился Семен Васильевич. Потом его возбуждение погасло: — На нем играть надо уметь…

— Разрешите? — Иванов рывком стащил с головы шлем и, бросив его на табуретку, тут же растянул меха.

Полилась нежная мелодия. Родные, знакомые Хохрякову с детства звуки, но как далеко-далеко отодвинуты они в памяти войной!

Лицо Иванова сделалось задумчивым и строгим. Затем он озорно огляделся на собирающихся офицеров и лихо запел:

Немцы ехали в Москву

На хороших таночках,

А обратно удирали

На разбитых саночках!

Гитлер вздумал угоститься,

Чаю тульского напиться,

Зря дурак позарился —

Кипятком ошпарился!

Как зачует непогодку,

Елочка шатается.

Как увидит Гитлер сводку,

Так и заругается.

Бьем фашистов на Кавказе,

Бьем фашистов на Дону,

Как догоним до Берлина,

Поколотим на дому!..

— Что ж, земляк, хорош твой подарок офицерской комнате! — Хохряков погладил концертино. — Пой, играй на нем солдатам. Побольше русской удали, советской души… — Семен Васильевич взял Иванова за плечо, усадил рядом. — Был я в экипаже Каролиева, похвалил твоих орлов; знают они и любят машину, могут заменять друг друга, метко стреляют. А вот с тактикой слабо у них. Наверное, во всей роте так? Особенно волнуют меня взаимодействие, взаимовыручка экипажей, эвакуация танкистов из горящей машины.