Звезды - [30]

Впервые Кристина сбежала из дома, чтобы самостоятельно сходить в кино, три года назад после очередного отъезда Джонни. До этого он водил ее на фильм «Такая прекрасная жизнь», и в конце они вместе плакали, а потом долго друг друга убеждали, что ангелы и чудеса действительно существуют. Когда горечь от его отсутствия стала невыносимой, она ушла из дома, чтобы вновь, побывав на этом фильме, пережить ощущение близости и понимания, возникающее между отцом и ею. Хотя вскоре она поняла, что ходить в кино одной совсем не так весело, как с отцом, но все же какое-то удовольствие она получила и, возвратясь домой спустя два часа, с удивлением обнаружила, что хотя бы на короткое время стала счастливее.

Теперь, как только Джонни уезжал, Кристина сбегала в кино. В кинотеатре никто не смеялся над ней, не обижал только потому, что она толстая, не смотрел на нее почти с отвращением, как очередная папина блондинка. Персонажи в фильмах принимали ее такой, какая она есть, они заманивали ее и приглашали участвовать в своих приключениях, будь то плавание с испанской армадой и с Эррол Флинн или разгадывание тайн с Бэзилом Рэтбоуном и Найджелом Брюсом. Кристина могла танцевать с Фредом Астором или Джин Келли; она могла быть Уорин О'Хара и целоваться с Корнилом Уайльдом. Но лучше всего быть Валентиной Кортезе в «Воровском шоссе» или Сьюзен Хайворд в «Доме незнакомцев», потому что это были фильмы Ричарда Конта, а он так похож на Джонни.

Сейчас Кристина сидела в темноте, поглощая кукурузные хлопья, и смотрела, как Алан Квартерсмейк охотится на просторах Африки, и хотя она знала содержание фильма и помнила каждую сцену, все равно фильм ее захватывал как и в первый раз. Затаив дыхание, она смотрела на экран, а рука с пакетиком кукурузы прижималась к груди, чтобы унять сердцебиение.

Внезапно до нее дошло, что она действительно чувствует себя плохо; ее встревожила появившаяся в животе боль. Положив пакетик на пол и вцепившись руками в сиденье, она надеялась, что неприятное чувство пройдет. Но спазм усилился, и она вскочила с места и поспешила в туалет. Войдя в кабинку, она задрала юбку и увидела кровь на трусиках. Онемев от шока, она смотрела на пятно. Затем пронзительно закричала. Вошедшая билетерша увидела, как Кристина в истерике крутилась перед зеркалом, пытаясь разглядеть, откуда взялась кровь.

– Я умираю! – вопила она. – О Боже, помоги мне!

– О Господи, – бормотала билетерша, женщина лет пятидесяти, одетая в тесноватую униформу, явно с чужого плеча. – Вы не умираете, сладкая моя. Вот возьмите, сказала она, сложив из туалетной бумаги толстый комок и подавая его Кристине. – Положите это в трусики и вернитесь в зал. Попросите своих спутников отвести вас сейчас же домой.

– Но я пришла без спутников, – с отчаянием в голосе сказала Кристина, – я пришла одна.

– Так поздно и одна! Хорошо, сладкая, тогда идите домой как можно скорее. Мама позаботится о вас.

Кристина засопела.

– У меня нет мамы, – сказала она. Она смотрела на билетершу распухшими от слез глазами. – Вы уверены, что я не умираю?

Женщина вздохнула и сказала:

– Нет, сладкая, вы не умираете. Это случается со всеми девочками вашего возраста.

– Но что это такое?

– Вы должны попросить какую-нибудь родственницу рассказать об этом, тетю или кузину.

– Но у меня нет…

Билетерша подталкивала Кристину к двери.

– Вы должны идти домой.

Кристина бежала всю дорогу до Калифорниа-стрит. Попав в дом, она подбежала к двери спальни миссис Лонгчэмпс и забарабанила. Экономка очень заволновалась, называла Кристину бедным, беспризорным ребенком. Она попыталась объяснить девочке с присущей ей викторианской сдержанностью, что случилось.

– Это замечательно, – повторяла экономка, показывая Кристине, как нужно пользоваться неудобными прокладками. – Это Божье чудо и наш особый женский дар. Это значит, что мы можем иметь детей. Это значит, что мы женщины.

Миссис Лонгчэмпс была не очень убедительна в своих объяснениях, и Кристина не заметила особой радости и гордости на ее лице, пока та говорила. Но, несмотря ни на что, Кристина чувствовала возбуждение, потому что она стала женщиной, а раз так, то это означало, что она взрослая и скоро папа будет брать ее с собой в деловые поездки, а не оставлять дома.

Она читала и перечитывала открытку от Джонни, в которой он писал, как сильно ее любит, но должен еще на какое-то время задержаться. Она сильно прижала открытку к сердцу, как бы пытаясь впитать всю отцовскую любовь. Вдруг она ощутила чье-то близкое присутствие. Она открыла глаза и увидела Ганса, стоящего в двери; его тусклые, бесцветные глаза уставились на нее.

– Я слышал, ты стала большой девочкой, – сказал он, подходя и глядя на нее сверху вниз. Его взгляд, казалось, прилип к ее груди. – Как тебе понравится, если я стану твоим возлюбленным? Я знаю о тебе, Кристина, все, знаю о твоих походах в кино. Я ничего не расскажу твоему отцу, если ты будешь ласковой со мной.

Она села на кровати и сжала колени.

– Что? – спросила она.

– Говорю тебе, я ничего не расскажу твоему отцу, если ты будешь ласковой со мной. – Он закрыл дверь. – У экономки выходной, а Уилла я отослал с поручением. Квартира в нашем распоряжении, малышка.