Звезды для командора - [14]

Шрифт
Интервал

— Ты что там копаешься, мне еще надо пару ездок сделать, давай быстрее!

— А галстук надо?

— На фуй галстук покойнику, помогай лучше.

Мгновенно сдернув еще с не остывшего полностью космонавта китель, галстук, рубашку и брюки с ботинками, как будто каждый день покойников раздевал, даже не морщась, даже своим мыслям удивляясь — надо же, не пахнет еще, только тяжелый паскуда, гнется интересно, Толик с помощью Клавы так же мгновенно одел космонавта в последний путь, в последнею дорогу… Потрепанный синий пиджак, серые брюки с бахромой внизу и вытянутыми коленями, желтая от стирки рубашка с обтрепанным до ниток воротником…

— Красавец, хоть в ЗАГС вези, а… А куда же мудака отвезем? Ну ладно, в машине придумаем. Пальто, -

голосом хирурга ассистенту приказал Толик Клавке.

— Пальто не дам! -

взвилась стойко и непреклонно Клавдия.

— Оно одно! Бери или так или в шинели!

— Н ты и дура! -

расхохотался даже без зла Толик и сама Клавка, понимая абсурдность и жадность свою, криво заулыбалась и всплеснув руками от собственной находчивости, перебила смех любовника.

— Ой, что это я и вправду дура, пальто ведь можно назад привезти, ему же только доехать, в одну сторону…

Толику осталось только развести руки от такой женской логики.

Облаченный в демисезонное пальто в серую клетку и полысевшую кроличью шапку, поднятый на подгибающиеся ноги и поддерживаемый за талию верным Толиком, космонавт Юрий Заики двинулся в свой последний и явно бесславный путь. Отразившись в коридорном зеркале — с уставшим лицом, с закрытыми глазами, одетый как рабочий, идущий после трудовой вахты во славу коммунизма, а посему выпивший немного и сомлевший с устатку, склонил голову на плечо молодого товарища, не бросившего своего наставника на произвол судьбы и милиции. Молодой товарищ был одет модно — ондатровая шапка, короткая цигейковая куртка, крытая темно-синим, черные брюки, заправленные в полусапожки на меху, скромно, изыскано и модно, модно среди хорошо зарабатывающей рабочей молодежи города Омска, индустриального центра и так далее. Зарабатывающей "левыми" заработками…

Уже одевшаяся в теплые рейтузы, сапоги, пальто и розовую вязанную шапочку, Клавдия осторожно приоткрыла дверь и выглянула в подъезд.

— Уйди дура, второй час ночи, пьяного ведем, не играй в детектив, -

сдавлено прошипел Толик, дверь щелкнула замком, Клавка подхватила с другой стороны за руку космонавта, ловко перебросив ее себе через плечо, а другой аккуратный сверток прижимая к груди.

— Что это у тебя?

— Вещи его взяла, по пути выбросим…

Толик поразился — на вещи сидящего в тюряге мужа от жадности в крик, а на эти шмотки ноль внимания, да и верно, что с этой формой сделаешь, только палево, но вот проверить бумажник не помешало бы, если конечно Клавка уже не опередила, хотя вроде зареванная была, но кто их паскуд не знает…

— Тяжелый, -

сдавлено прохрипела Клавдия, крепко держа космонавта за руку.

— Тяжелый, -

согласился с ней Толик и подумал — жрал много космонавт, как его только "Союз" выдерживал, непонятно…

Хлопнула ни кем не придерживаемая дверь подъезда, мороз выбил слезу, космонавт решил поскользнутся или прокатится на льду. Толик перехватил крепче талию едущего в последний путь, распахнул заднею дверь машины и не удержался от паясничания:

— Прошу, такси подано!..

Усевшись и развалившись, склонив голову на плечо и немного на грудь, космонавт ни чем не отличался от тысячи пьяных и уснувших пассажиров, которых Толик перевез за четыре года работы таксистом, и если какая-либо тревога и была у него, какое либо неудобство внутреннего характера, то сейчас она мгновенно улетучилась, вступил в свои права профессиональный навык — имелся пассажир, требовалось его отвезти, а что молчаливый и не сопит, так то его дело, личное.

— Садись, -

подтолкнул Клавку к распахнутой двери услужливо Толик. Но та взвилась:

— Ты куда меня пихаешь?! К покойнику? С ума сошел? Вперед сяду, дурень…

Уселись, Толик покосился в зеркальце, пассажир спал вечным сном, рука привычно несколько раз провернула ручку счетчика, пусть лучше щелкает, с кого-нибудь сдеру, да и "колым" уже есть, а то "холостяка" много будет, затем ключ, знакомые манипуляции, через мгновение "Волга" осторожно, из-за гололеда, ехала в сторону окраины города. Клава прижалась к плечу Толика и притихла, явно утомленная ночным происшествием.

По сторонам мелькали "хруще бы" без единого огонька, жители нового микрорайона спали в своих малометражных квартирах, собирая силы для нового дня, полного работы беспросветной, тоскливого вечера с телевизором и водкой, ну и ночи, с надоевшим ритуалом выполнения супружеских обязанностей и долга перед государством в пополнении народонаселения, одним словом всего того, что именуется жизнь, я люблю тебя жизнь, я люблю тебя снова и снова… Мысли прервала неугомонная Клавка:

— А где ты его хочешь высадить, Толик?

— Есть одно место, я там колеса переобувал…

— Краденные?

— Много будешь знать — быстро состаришься и так же быстро помрешь. От зеленой водки…

— Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха, ну ты шутник, ну ты котенок, ну ты…

Клава долго хохотала, радуясь восстановлению отношений, чуть не прерванных из-за этой нелепой смерти, как будто другого места не мог найти, где помереть, а еще космонавт, водки не нюхал, интересно, что б с ним стало, если не водки, а "бормотухи" вмазал бы местной, от нее даже рубашки нейлоновые не отстирываются…


Еще от автора Владимир Борода
Беглецы в Бесконечность

Хиппи-беглецы из социалистического рая живут на загнивающем Западе, спецслужбы современной России и мафия ищут наследника миллиарда, в Праге возникает Центр развития идей шестидесятых годов, бабушка-десантница и патриарх Церкви Джинсового Бога Святого Духа по имени Еб (голландец, голландец!), огромное море марихуаны, почти постоянный стеб и карнавал (для некоторых), смерть и кровь для других…Повышенное количество беглецов на единицу времени и площади романа оправдывается реализмом, цинизм спецслужб скрашивается огромнейшим количеством любви во всех возможных проявлениях, наглые и постоянно обкуренные волосатые фейсы сорока с лишним лет не желающие взрослеть против всего цивильного разумного мира взрослых и старых… И неожиданный конец!


Зазаборный роман

«Зазаборный роман» — капля в разливанном море русской тюремной литературы. Бескрайний водоем этот раскинулся от «Жития протопопа Аввакума» до «тюремной» трилогии Лимонова, от «Записок из Мертвого дома» Достоевского до «Американского ГУЛАГа» Старостина и «Сажайте, и вырастет» Рубанова, от Шаламова до Солженицына. Тексты эти, как правило, более или менее автобиографические, а большинство авторов, решившихся поведать о своем опыте заключения, оказались в тюрьме «за политику». Книга Владимира Бороды в этом отношении не исключение.В конце 1970-х «накрыли» на юге Союза группу хиппи, которые печатали листовки с текстом Декларации прав человека.


Терра Инкогнита

Роман о будущем России, которой уже нет. Вместо России Терра Инкогнита, населенная дикими племенами, разговаривающими на русмате… Контролируемая ООН и внешне, и изнутри. И конечно талантливый вождь одного из племен, имеющий в помощниках двух людей из внешнего мира, мечтает захватить этот самый внешний мир — уже летающий к звездам, своим могучим войском на коровах, вооруженных дубинами… Один помощник — Главный Воин, бывший Наблюдатель ООН, второй Бринер, контрабандист предметов с Территории во внешний мир.


Рекомендуем почитать
Всё, чего я не помню

Некий писатель пытается воссоздать последний день жизни Самуэля – молодого человека, внезапно погибшего (покончившего с собой?) в автокатастрофе. В рассказах друзей, любимой девушки, родственников и соседей вырисовываются разные грани его личности: любящий внук, бюрократ поневоле, преданный друг, нелепый позер, влюбленный, готовый на все ради своей девушки… Что же остается от всех наших мимолетных воспоминаний? И что скрывается за тем, чего мы не помним? Это роман о любви и дружбе, предательстве и насилии, горе от потери близкого человека и одиночестве, о быстротечности времени и свойствах нашей памяти. Юнас Хассен Кемири (р.


Колючий мед

Журналистка Эбба Линдквист переживает личностный кризис – она, специалист по семейным отношениям, образцовая жена и мать, поддается влечению к вновь возникшему в ее жизни кумиру юности, некогда популярному рок-музыканту. Ради него она бросает все, чего достигла за эти годы и что так яро отстаивала. Но отношения с человеком, чья жизненная позиция слишком сильно отличается от того, к чему она привыкла, не складываются гармонично. Доходит до того, что Эббе приходится посещать психотерапевта. И тут она получает заказ – написать статью об отношениях в длиною в жизнь.


Неделя жизни

Истории о том, как жизнь становится смертью и как после смерти все только начинается. Перерождение во всех его немыслимых формах. Черный юмор и бесконечная надежда.


Белый цвет синего моря

Рассказ о том, как прогулка по морскому побережью превращается в жизненный путь.


Возвращение

Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.


Огненные зори

Книга посвящается 60-летию вооруженного народного восстания в Болгарии в сентябре 1923 года. В произведениях известного болгарского писателя повествуется о видных деятелях мирового коммунистического движения Георгии Димитрове и Василе Коларове, командирах повстанческих отрядов Георгии Дамянове и Христо Михайлове, о героях-повстанцах, представителях различных слоев болгарского народа, объединившихся в борьбе против монархического гнета, за установление народной власти. Автор раскрывает богатые боевые и революционные традиции болгарского народа, показывает преемственность поколений болгарских революционеров. Книга представит интерес для широкого круга читателей.