Звёзды - [25]

Именно Семёнов настоял, чтобы в ходе повторной экспедиции, усиленной тремя сотнями горных стрелков Вооружённых сил России и двумя сотнями специалистов технических подразделений Союза Рейнджеров тело Натальи Ключевской было извлечено и похоронено. Его желание было понято и выполнено со всей точностью и оперативностью.

Дальнейшее Семёнов не пояснял, зная, что человека, совершившего такой поступок, будут хоронить со всеми полагающимися воинскими и гражданскими почестями. Так оно и случилось — ни у кого из рейнджеров не возникло даже мысли о незаслуженности такого величественного церемониала. Уже давно в Союзе Рейнджеров любые почести воздавались только в зависимости от деяний и без всякого учёта чинов и званий. То, что Ключевская получила офицерское звание, не означало, что она не была бы похоронена в соответствии с требованиями церемониала, применяемого по традиции для маршалов и генералов Вооруженных Сил России, если бы осталась сержантом.

Единственное, с чем лейтенанту Семёнову и другим рейнджерам пришлось согласиться — с правом её семьи и родных указать место захоронения. Они выбрали место в ряду могил на боковой неприметной аллее Мемориала. Семёнов, тогда ещё лейтенант, лично участвовал в церемонии и пережил нешуточный стресс. С тех пор он понял, что больше не имеет права на сколько-нибудь длительное праздное времяпрепровождение. Образ восемнадцатилетней Натальи Ключевской, за какие-то несколько месяцев, параллельно с учебой в школе второй ступени заработавшей звание профессионала и ставшей сержантом-рейнджером, стал для него сильнейшим стимулом к постоянному преодолению своих слабостей и недостатков.

Тогда он, двадцатидвухлетний лейтенант и встретился с молодым специалистом по проблемам экстремальной психологии и психиатрии, врачом Центра Специальной медицинской безопасности России Викторией Знаменской, ещё даже не помышлявшей всерьёз о реальной карьере президента всей России, но уже принадлежавшей к составу специалистов Пси-Корпуса России и подумывавшей о карьере в войсках спецназа родной страны. Он тогда проходил двухдневную психологическую реабилитацию после участия в похоронах Натальи Ключевской и, несмотря на строгий карантин, по своему обыкновению собрался лично поучаствовать в очередных учениях рейнджеров в близлежащей части.

Он мастерски выбрался с гостиничного этажа Службы психологической реабилитации, тихо и незаметно миновал посты охраны и уже открывал дверь выходного шлюза жилого корпуса для пациентов, когда на его запястье легла ладонь неведомо как вычислившей его молодой медички.

Едва взглянув ей в глаза, Семёнов понял, что его план побега накрылся полностью и окончательно. Ему вдруг стало так стыдно, что он густо покраснел, чего с ним не случалось со школы первой ступени. Врач тем временем сама закрыла на ключ-коды открытую было Семёновым дверь шлюза и посмотрела на него по-доброму и без осуждения.

Семёнов в этом взгляде прочёл больше: удивление, что такой исполнительный и профессиональный офицер забывает элементарные вещи: без реабилитации и сертификации его просто не допустят на ракетный выстрел к боевым и учебным спецоперациям и поставят крест на дальнейшей специальной подготовке.

— Простите. Больше не повторится. — смущённо и тихо, буквально сгорая от накрывшей его с головой волны стыда, проговорил он.

— Знаю. Идёмте в палату, поговорим. — ответила врач.

Они поднялись на этаж, вошли в одноместную палату, сели на кровать и проговорили часа четыре. Семёнов держал её руку в своих руках и изредка взглядывал ей в глаза, удивляясь, как она мягко и профессионально разрядила ситуацию с неудавшимся побегом. Но они тогда говорили не о неудавшемся побеге, а о чём угодно другом. Зная, что медики «Пси-корпуса» просто по определению являются профессионалами в общении, Семёнов тщетно пытался уловить заданность в процедуре общения и не находил её.

— Напрасно ищете, Захар. Я говорю с вами не по обязанности. — ответила врач на его невысказанный вопрос. — Вы мне интересны не как пациент, а как человек. А пациентов у нас, кстати, сейчас не так много, чтобы я была лишена возможности просто поговорить без всякой заданности.

— Понимаю, Виктория…

— Станиславовна. — поправила врач. — И давайте договоримся: мы оба слишком хорошо знаем, что наше сегодняшнее общение — не дань традиции и не игра случая. Со временем многое в нашей с вами жизни и судьбе может измениться. Но одно не изменится никогда: где бы ни были вы — я найду вас и помогу вам в любом достойном деле.

— Я также. Где бы ни были вы — я смогу найти вас и помочь вам. — паузой в речи обозначив высказанное врачом окончание стандартной фразы, сказал Захар Семёнов, чувствуя, как ледовый панцирь, сковавший после гибели Натальи Ключевской его чувства, тает и истончается с каждой секундой. Но внешне все осталось по прежнему — он просто чуть сильнее сжал в своих руках её ладони и она поняла это движение правильно, со всем подтекстом.

— Надеюсь, вы не будете сбегать раньше сертификации? — улыбнулась врач озорной и раскрепощённой улыбкой. — Теперь-то не будете?

— Никогда, Виктория Станиславовна. — серьезным тоном ответствовал Захар Семёнов и вдруг улыбнулся широко и свободно. — Вы прямо чудо совершили. Я впервые хоть как-то улыбнулся за три дня. А думал — разучился.