Звезды без пощады - [17]

— Ну и козлы, — Денис опустился на одно колено перед растрепанным фотоальбомом. — Застукал бы на месте — убил, — не прекращая курить, он собрал с паркета несколько фотографий, разложил их на краю дивана. Выбрал фото с родителями, где они на даче под Майским, и последний снимок Лизы. Положил их в нагрудный карман.

— А сейф то тю-тю, — заметил Лугин.

— Вижу, — Климентьев метнул взгляд, на простенок с серым прямоугольником и торчащими из него когтями арматуры. Видимо, грабители не смогли взломать итальянский «Ювел» и не придумали ничего умнее, как уволочь его целиком, оторвав от стены.

— Много-то было? — поинтересовался Сергей, подходя к окну.

— Семьсот тридцать тысяч акциями «Селур Инвест». Пусть они ими попочки вытрут, — Денис отложил в сторонку из общей кучи три книги: «Руководство по выживанию в условиях севера», «Справочник Робинзона» и что-то по экстремальному туризму. — Тысяч сто пятьдесят рублей, немного евриков и баксов. И золотые монеты и слитки. Чего уставился как на женскую прелесть?

— Ну ты буржуй. Надо же, золотые слитки! — усмехнулся мичман. — Точно не Денис ты Климентьев, а пират Дрейк жопой на испанских сундуках.

— Да не сундук у меня был, а так, по мелочи. В Сбербанке купил, когда зимой началась чехарда с валютой. Эти слитки, Серж, нам бы очень пригодились. На них я, честно говоря, рассчитывал. А теперь я пустой как барабан. Не то что на бензин, на газировку нет, — он вдруг спохватился, раскопал в одежной куче свой выходной костюм и извлек их кармана несколько бумажек. — Во, гляди, о заначке вспомнил. Цела, блин. Двенадцать тысяч пятьсот. Хватит на обед в придорожной забегаловке, если, конечно, поедем куда.

— Что значит «если поедем»? — Лугин нахмурил сросшиеся брови, и вид его стал хищным словно у оборотня. — Если бабок нет, то это конец света? Не забывай, у меня еще осталось кое-что. В прежние времена на них можно было и в Сочи мотнуться.

— То-то и оно, что в прежние времена, — Денис встал, прошел в дальний конец комнаты и открыл широкую антресоль, где хранил много из походного и охотничьего арсенала. — Все, пи. дец! — констатировал он, сбрасывая на пол старый спальник и дождевик. — Полный пи. дец! И «Сайгу» увели. С патронами. Ну, орелики! К стенке бы вас, да из моего винтореза!

— Хреново это, — признал Сергей. — И дробовик сперли?

— «Бекас» в гараже. Был, по крайней мере, — Климентьев всерьез забеспокоился, что замок на гаражных воротах кто-нибудь ушлый мог взломать, не долго повозившись.

Хотя какой замок, если теперь народ в наглую режет «болгарками», срывает ломами двери в квартиры! Ни соседи, ни прохожие и слова не вякнут. Потому что страшно. Потому что жизнь дороже порядка, и каждый надеется ее уберечь хотя бы на немногие, оставшиеся до девятого августа дни.

— С утра туда наведаемся. Ты сильно не паникуй, слышишь, — Лугин положил ему ладонь на плечо. — В машине у нас полный комплект на дальнюю дорогу. Я же говорил, в Москву ехать нужды нет, а ты заладил: Москва, «Сайга», бабки в сейфе. Вот и хрен с ними. Обошлись бы. Только время потеряли, но и это ничего. Пошли попьем чаю.

— Сейчас, гляну, что здесь наворотили, — Денис толкнул двери в спальню.

Нащупав за драпировкой выключатель, он зажег светильник. Лампочки в розетках со стеклянными лепестками бросили на потолок тускло-синие лучи.

Ворюги в спальне похозяйничали скромнее: кое-что вытряхнули из шкафов и порылись в тумбочке. На кровати громоздился ворох белья, вышвырнутого из антресоли.

Откинув ногой зимнюю шапку, Климентьев прошел к столику — на нем какие-то козлы с предельной наглостью расставили бокалы из венецианской коллекции. Там же громоздились две пустые бутылки шампанского, валялись окурки, затушенные о столешницу и малахитовые часы. Денис хотел открыть окно, чтобы выпустить из комнаты отвратительно-затхлый воздух и как стоял, так и замер, глядя на кровать.

Только сейчас он определил, что под смятым пледом как-то очень нехорошо проступают контуры человеческого тела. Контуры, скорее всего, подростка или худенькой женщины. На простыне, торчавшей из-под кучи белья, темнело бурое пятно. Пятно крови точно тень Горгоны, проникшей и в его жилье, оставившей страшную отметину. Климентьев никогда не испытывал священного трепета перед покойниками: еще мальчишкой он без особой робости просидел всю ночь возле мертвого деда, смотревшего на него полузакрытыми глазами пока не приехали родители. И даже не испугался, когда седая морщинистая голова деда повернулась набок. Но сейчас ему стало не по себе. Наверное потому, что эта широкая чистая постель могла принадлежать только ему и Лизе. Даже в самых скверных предположениях он не мог допустить, что на ней окажется кто-то еще, тем более мертвый, испачкавший простынь бурой жижицей.

Денис вполоборота повернулся к Лугину, и понял: Серж, стоявший по другую сторону кровати, пока не догадывается, что в спальне кроме их двоих, есть еще третий, незваный, навеки молчаливый свидетель. Он наклонился и потянул плед. За спиной послышался короткий возглас мичмана. А Климентьев так и не смог разогнуть спину — в нее вдоль позвоночника будто вогнали кусок ржавого кривого железа. Несколько мучительных секунд он смотрел на полураздетую девушку, лежавшую на боку лицом к трельяжу; на светлые с неуловимой золотинкой волосы, открытый глаз, похожий на кусочек дымчато-голубого стекла в распухшем от побоев лице. Потом выдохнул-всхрипнул: