Звездопроходцы - [12]

Ну а про «живой мешочек» надо сказать особо.

В себе — и это вовсе не фигура речи! — командор Эр в буквальном смысле хранил одну вещицу. Ту самую, что так озадачила нас всех еще на «Казарке», когда неожиданно ожила следом за своим хозяином, зашуршала в контейнере, заелозила, перепугав до ужаса Тайну, решившую, что это уже прорывается на борт прилетевший по ее душу злостной галактической преступницы осназ подполковника Курамшина. (И, чего уж там греха таить, меня — только я подумал о неведомом инопланетном монстре, который сейчас вырвется из контейнера и всех нас съест.)

Так вот: у командора была своя тайна. И судя по тому, как бережно он обращался с ней, как тщательно опекал от посторонних взглядов, тайна эта для него была тоже с Большой Буквы. Впрочем, от наших любопытных глаз она не укрылась. То был странный предмет, отчасти напоминавший кожаный мешочек, но этим всё сравнение и исчерпывается.

Я бы назвал его живой реликвией. «Мешочек» и вправду был живым: двигался или просто пульсировал в руках «короля», видимо, в зависимости от внутреннего состояния самого Эра.

Иногда он светился, порой переливался, но чаще сохранял один тон: что-то среднее между темно-синим и мутно-зеленым, я не слишком разбираюсь в названиях оттенков.

Эр берег свою реликвию как зеницу ока, и я полагал, что он связан с чем-то или кем-то, безмерно дорогим его инопланетному сердцу. Отчего «мешочек» шевелился и каким образом сохранял жизненную силу никто из нас, землян, не знал, а спросить было неудобно.

Я не задумывался, обладает ли живая реликвия Эра какими-то другими свойствами, скрытыми от посторонних глаз. В будущем мне довелось не раз убедиться, что подобные реликвии «ледяных королей» — не просто дань памяти, но нечто большее. А насколько большее, никто из нас даже не подозревал.

Миновав два относительно просторных коридора, мы свернули в узкий, извилистый аппендикс. Оказалось, что он упирается в склады и выводит в переход между залом предварительной сортировки и дебаркадером для грузовых машин.

Внушительный замок на тонких входных решетках нас, полных адреналина по самые уши, выдержал, а вот сами решетки — нет. И мы с разбегу посыпались с высоченного дебаркадера прямо… в порожний кузов дебелого армейского грузовика, еще не отогнанного после разгрузки!

Другого транспорта во дворике хозблока не оказалось. Но широченные колеса-снегодавы и огромная шестиместная кабина этого стального снабженца нас вполне устраивали.

Федор с неожиданной грацией скользнул из кузова на подножку кабины и спустя пару секунд уже вцепился в органы управления этого дивного детища Минского Автозавода.

То ли водитель отлучился куда-то аккурат перед атакой ежей-слизней, то ли нам благосклонно улыбнулась в этот раз богиня извечной армейской расхлябанности Бардакиня, но грузовик был вполне исправен, заправлен гидролеумом и значит — в нашем полном распоряжении.

Как тут бедным узникам военно-космической бюрократии не пойти на прорыв?!

— Едем же! — Нетерпеливо воскликнул я.

Однако…

— Не торопись — порвешь галоши, — в манере скорее могучего беллонского аборигена Шадрина, нежели в своей собственной, проворчал Смагин.

— Надо знать, — поддержал его командор Эр. — Можно испортить не одну только обувь. Можно порвать жизненные начала.

В общем, мои спутники намекали на то, что теперь надо выглянуть из каменного мешка и убедиться, что путь до ближайшего выезда из Периметра Рубрука — а я представлял себе эту траекторию крайне смутно — свободен.

Кто-то должен, ага. Поэтому я, кряхтя, слез с грузовика и бегом помчался к запертым воротам.

Что меня там ждало? Стеклянная будка постового и калитка из гофрированного металла сбоку от ворот.

Правда, и будка, и калитка были раздавлены всмятку. Мне, само собой, это очень не понравилось, ведь недвусмысленно указывало на работу охотничьих органоидов.

С головой тоже творилось неладное: мозг только что закончил анализ образов Плавта, продемонстрированных «королем», и прямо поверх картинки жгутиков и присосок застыла и присохла раздавленной мухой мысль о том, как мне не хочется быть дафнией.

Я, между прочим, еще ни разу не наблюдал собственных мыслей со стороны и потому чувствовал себя очень некомфортно. Для верности даже пару раз тряхнул головой, чтобы эта дурацкая мысль соскочила с какой-то прищепки в моем сознании и не мешала другим…

Что ж, получилось! Новые мысли хлынули в мою голову как в пустой и отверстый бак. На сей раз мысли были вполне здоровые: «кто-то должен», «времени нет», «лучше умереть стоя».

Собрав всю волю в кулак, я заставил себя протиснуться мимо смятой калитки и шагнул в ледяную стужу, под злые беллонские звезды — что твоя крыса Чучундра на середину комнаты.

У ежа-слизняка, развалившего будку часового, явно были нелады с программой действий. Вместо того, чтобы обследовать дебаркадер, а затем и сам склад, он, судя по широкому следу в снегу, покатил дальше, в обход здания.

Именно оттуда и доносились сейчас характерные звуки трескавшегося неба.

Я сунулся было туда, чтобы разведать маршрут. Но, едва завернув за угол, замер как вкопанный.

В нескольких метрах от меня, широко расставив показавшиеся мне чрезвычайно длинными ноги, высилось странное существо снежной белизны, с головы до ног усеянное тусклыми льдистыми крапинами.